—
Ладно! Действуем по-другому! — пожирательница велела слуге в белой
маске принести фамильный кинжал. — Отдаю тебе должное, Элейн. Мало
кто выдерживает круцио. Все уже после второго раза умоляют о
пощаде.
—
Кха… Арх… Значит… Они все были нормальными людьми. Хе…
Хе…
Схватив меня за волосы, Беллатриса провела
лезвием вблизи глаз.
—
О, какие необычные глаза.
—
Кхах… Спасибо...
Зачем я ее провоцирую — я сама уже не
понимала. Женщина резко подняла руку и вонзила нож прямо в кисть. И
смотря в мое лицо, перекошенное от боли, ковыряла им, не
вытаскивая. Ей нравилось мучить, пожирательница наслаждалась каждой
минутой. Удар ножом по сравнению с круцио не вызвал столь сильных
болевых ощущений. Или это у меня нервная система перегорела — не
суть. Я не доставлю ей удовольствия.
—
ААРХ… Кха… Кха…
—
Как тебе? Нравится? Мм?
—
Рр… Ну…
—
Что? Что-то хочешь сказать?
Я
изо всех сил цеплялась за одну идею — Диссонанс. Как объяснила
Эльси одним словом, она придумала, как сломать цепь, и не только
цепь. Принцип был схож с расколом. Нужно было расшатать атомное
строение цепей изнутри, воздействуя на них вибрацией с чудовищной
частотой. Любая, даже самая стойкая кристаллическая решетка выйдет
из строя со временем под воздействием вибраций. Мне же нужно было
дать ей время. Но блин, такими темпами останусь без рук, глаза и
возможно много чего ещё, а освобождением пока и не
пахло.
—Я пытаюсь, Элейн. Нужно ещё
время.
Здесь главное не терять сознание. Иначе все
потом нужно будет делать с начала. А это что-то уже казалось чем-то
невозможным, и я потихоньку тянулась к своему последнему плану,
когда мое тело и разум сдавали с каждым всплеском боли. Разум
требовал окунуться в спасительное беспамятство, лишь бы избавиться
от боли. А тело, ну, я прежде не видела столько крови и даже
представить не могла, что у меня ее столько. Но нет… Нет… Почти что
теряя сознание, я смотрела на окровавленную правую руку и лужу
крови в подлокотнике… Я уже не вникала, что она там спрашивала,
говорила. Лишь волком смотрела на ее самодовольное лицо.
Пытки растянулись на неизвестное время.
Казалось, в разуме не осталось ничего, лишь постоянная боль. Не
было больше сил, чтобы кричать, лишь редко стонать. Возможно, я
только осознала всю беспросветность нашего положения. До конца не
верила, когда наша поимка виделось нелепой шуткой, а сырая холодная
камера плодом моего воображение. В какой-то момент я так и думала.
Хотела думать. Но все это было реальностью.