«А интересно, у его супруги богат ли гардероб или этот господин считает его пополнение пустой забавой?»
При этой мысли Лида вдруг ощутила себя до крайности несчастной. Понять почему, она не пыталась, иначе пришлось бы признаться себе, что причиной этого стала одна только мысль о супруге «этого господина».
Кроме того, углубиться в размышления помешал жалобный вопль Феоктисты:
– А я как же?! Возьмите меня с собой, Василий Дмитриевич, барин милостивый!
– А я как же? – вскричал и Степан. – И меня возьмите!
– А что с вами станется, коли вы здесь до ночи пробудете? – осведомился Василий Дмитриевич, насмешливо вскинув бровь.
– Так Маремьяна же! – возопили брат и сестра в один голос. – Сумерки… темнота… Маремьянино время! Небось она и сейчас здесь, где-нибудь своего часа ждет.
Василий Дмитриевич огляделся и вдруг свистнул в два пальца, да таким громким разбойничьим посвистом, что Лида испуганно вскрикнула, а Феоктиста и Степан даже присели. Где-то вдали послышался недовольный сорочий стрекот, а потом все стихло.
– Как видите, ничего страшного, – усмехнулся Василий Дмитриевич. – Вам-то чего пугаться? Даже я ее не боюсь, хоть она злопамятна… всей моей семье известно, до чего злопамятна!
На миг лицо его затуманилось, и Лиде страстно захотелось броситься к нему, сказать что-то утешительное… она даже не представляла, в чем собирается утешать, однако стремление оказаться рядом с ним, коснуться его было почти неодолимым. Она еле сдержалась, чтобы не отшвырнуть платья и не сжать вместо них руки Василия Дмитриевича.
«Стыдись! Стыдись!» – мысленно увещевала она себя, уже отчаявшись понять, что с нею творится, и занятая только тем, чтобы сладить с этими желаниями.
– Хорошо, – проговорил Василий Дмитриевич, – тебя, Феоктиста, мы возьмем с собой, но не прежде, чем ты соберешь все вещи Лидии Павловны и не увяжешь сундуки как следует. Степка останется их стеречь, и берегись сбежать, прежде чем за тобой не приедут! Если Иона Петрович на расправу скуп, то я на нее щедр, понял?
– Понял, – уныло кивнул Степан, а Феоктиста, метнувшись было поцеловать Василию Дмитриевичу руку (правда, тот успел ее отдернуть), ринулась собирать разбросанные вещи.
Василий Дмитриевич подал Лиде руку и помог ей взобраться в двуколку. Пережив несколько волнующих мгновений, когда руки их соприкоснулись, Лида наконец уселась на обтянутое кожей, мягкое сиденье и, откинувшись на высокую спинку, блаженно закрыла глаза. Да, здесь было очень удобно по сравнению с тряским шарабаном! Однако блаженство заключалось в прикосновении жестких, сильных пальцев Василия Дмитриевича к ее руке…