Захар толкнул участкового: «Жду не дождусь, как бы скорей с этой
рыбалкой развязаться и домой вернуться. Подсунуть эти газеты Егору
и поржать, как он бегать будет, крича, что это не наш мир
оказался!» Серёга хмыкнул: «Самому интересно почитать, что за
вести, жалко темно, сейчас бы посмотрел, на ходу. В нашей истории
Павел совсем не с этого начал».
Присутствовал в обозе и батюшка, настоятель Свято-Троицкого
городского храма, раздираемый чувствами, неподобающими лицу
духовному. Грызла досада, на Савву, выскользнувшего из сетей, так
умело расставленных на него. И куда прикажете девать старшую
поповну, засидевшуюся в девках? А ведь так удачно всё сладилось
поначалу! Батюшка погладил старый, отливающий зеленью синяк,
поставленный Пантелеем, зарекаясь впредь связываться с пришлыми
немцами. Ну а новый синяк, поставленный тем же Пантелеем под другой
глаз — и ощупывать не надо было, чувствовался так. С тем, что Савва
теперь отрезанный ломоть — поп смирился, но досада ела душу, как
похмельная рвота...
Лишь думы о предстоящей добыче казаков — умиротворяли душу, лицо
батюшки разглаживалось: «Нешто не найду свое дуре, кобыле этакой,
мужичка какого-нибудь? Вона скока голодранцев в заводе отирается,
за милость примут и такую жену, с приданным! Икорки бы казачки
добыли побольше! На масленицу с блинами — богоугодное
благолепие!
Выскочили из зажатой меж двух горных хребтов дороги от
Айлинского поста к берегу реки, где на месте сожженной бунтовщиками
Пугачева Старой Пристани — отстроилась по новой деревня.
Приписанная к заводу. Местные крестьяне, дожидавшиеся начальство и
казаков — примкнули к обозу. Съехали на лед и покатили вниз, к
курье* — первому омуту, назначенному для открытия багрения.
Восемьсот метров до курьи — преодолели мигом и сейчас разбирали
повозки, доставая багры и взглядами поторапливая батюшку:
«Доколе?»
Пантелей поторопил попа: «Давай, не разводи турусов на колесах,
день зимний недолог!» Батюшка, отмахнувшись от него как от
надоедливой мухи — торопливо разжег кадило и не размениваясь на
длинные проповеди — окурил собравшихся и осенил крестным знамением.
Срывающимся от возбуждением голосом заключив: «С богом, аминь! Да
не избежит багров рабов божьих ни одна тварь водная!» Всем миром
после благословения и жалкой пародии на молебен — причастились по
чарке доброго вина.