В мыслях я уже набрасываю примерный план будущей работы, прикидываю обширный список литературы и никак не могу понять, почему Максим Петрович так внимательно на меня смотрит. Как будто вознамерился провести над моей тушкой один из запрещенных опытов-экспериментов.
– Любопытно, – Литберман хмыкает и крутит в узловатых пальцах черную ручку с изящной серебристой гравировкой, кивая каким-то своим соображениям. И чем дольше затягивается пауза, тем сильнее крепнет подозрение, что я упустила из виду что-то очень важное.
В ожидании вердикта преподавателя замирают все, а расположившийся через проход Егор так и вовсе нетерпеливо подается вперед, опершись локтями на шероховатый стол. Максим Петрович зыркает на парня поверх очков и непринужденно забивает последний гвоздь в крышку моего гроба.
– Хорошо, записываю пару Потапов-Смирнова. Только доклад будешь защищать ты, Егор. А не Вика.
Ультиматум преподавателя тараном бьет мне под дых и отправляет в нокаут.
Я была настолько уверена, что Егор выберет Семенову, что в самом кошмарном сне не могла и предположить, что блондину хватит глупости назвать мою фамилию.
– Ну, вот где я так нагрешила, а?
Отказываясь принимать неизбежное, я морщусь, как от зубной боли, и отчетливо осознаю, что выходку Потапова не простят, причем мстить будут явно мне. Недовольно закушенная губа Леночки и сжатые в кулаки руки не оставляют и тени сомнения, непрозрачно намекая, что наша конфронтация выходит на новый уровень.
Остаток пары я не слушаю. Вывожу на полях абстрактные узоры и пытаюсь смириться с тем, что с повышенной стипендией придется попрощаться. Скорее ад покроется коркой льда, чем Потап сможет ответить на все вопросы дотошного Максима Петровича и получить у него «отлично».
– Ну, кто тебя просил, а?
Пылю, швыряя ручку в сторону. Я снова не замечаю, как звенит звонок, и одногруппники живо собирают вещи и освобождают аудиторию, оставляя меня наедине с лучащимся совершенно непонятным торжеством Егором.
– Никто. Захотелось.
Непрошибаемый, Потапов неопределенно ведет плечо и широко так, довольно улыбается, отчего у меня окончательно срывает крышу. Со скоростью маленького торнадо я вылетаю из-за парты, толкаю Егора ладонями в грудь и прихожу к выводу, что сдвинуть гору с места и то легче, чем заставить пошатнуться продолжающего снисходительно ухмыляться троечника.