– А вот Красная шапка вполне реальный, – перевел тему Киллиан. – К тому же людоед, как говорят в твоем мире. В общем-то, он есть всех, с кем может справиться. Поэтому разгуливать в одиночку – очень плохая идея.
– Пока не уверена, что разгуливать под ручку с тобой – хорошая, – она оценивающе смотрела на него сверху вниз.
– Я тебя не обижу и в обиду не дам.
– А вернуть домой сможешь?
Учитывая тот факт, что Киллиан не так давно именно это и сделал, а совсем недавно пообещал Прадракону, что поможет вернуть еще и причитающееся ей по праву рождения, с ответом он не нашелся. Усталость остроумию и всяческим двусмысленностям не способствовала.
Сумрак сгущался, темнело небо. Но луна – отражение лун других миров – наливалась жемчужным светом, и он точно иней серебрил пустыню.
Девушка опустила голову. Какое-то время звучал только треск огня и плеск воды.
– Почему я здесь? Ведь не просто так, я понимаю. Меня похитили, заперли, а когда попыталась сбежать – преследовали. Кому я так нужна? Или дело не во мне, и на моем месте могла оказаться другая? Демонам нравятся земные женщины? В рабство продашь? Или может дракону на съедение?
– Драконы не питаются людьми, – буркнул Киллиан.
– Значит, остается бордель. Если подумать, сколько пропадает без вести, может они тут у вас по всем злачным местам, равномерно распределены?
– Ты слишком плохо мнения о нас.
– Интересно, почему? Может потому, что пока ты не сделал ничего такого, чтобы мнение это я изменила. Ну, кроме этого псевдоспасения из воды. Ты – мой тюремщик и надсмотрщик в одном лице со злобным драконом на подхвате.
– Я бы предпочел, чтобы ты называла меня сопровождающим или охранником.
– Да? – девушка наигранно удивилась. – И куда же ты меня сопровождаешь?
Он вздохнул:
– Не в бордель.
Есть места и похуже борделя. Например, императорский дворец…
– К нанявшему тебя, я понимаю. Кто это и зачем я ему? Ну же, не молчи! Я имею право знать.
– К нашему будущему императору, – глухо ответил Киллиан. – Он выбрал тебя своей женой.
– Это шутка?!
Он только мотнул головой. Если это и шутка, то самая жестокая из всех, придуманных Марионом.
Прошло некоторое время, но девушка не произнесла больше ни слова. Киллиан несколько раз порывался что–то сказать, но так и не придумал ничего, чтобы не звучало, как бред перегревшейся на солнце ящерицы. Поэтому он просто любовался ее точеным профилем, огненными бликами, разукрасившими скулы, пухлыми губами, которые она покусывала в задумчивости.