«Его услуги», хм…
Интересно, за что ему платят девушки вроде Кэт?
Учитывая то, что она сказала напоследок?..
Ходишь на уроки «как отбивать чужих
парней».
Боже.
Насколько же надо было влюбиться в парня, чтобы даже
запугивание им других девушек выглядело в её глазах как
измена?
Эта Кэт вообще в курсе, о чём они говорили? Когда
она подошла, Нейтан угрожал разбить её велосипед, и это была самая
неромантичная вещь, которую Мариса слышала в жизни. А конверт он
отдал ей, чтобы проучить свою подружку, и это Марисе не понравилось
ещё сильнее.
Её использовали, чтобы порвать с кем-то. Отстой. Это
было жестоко по отношению к ней, но ещё более жестоко - по
отношению к Кэтрин.
Кто он такой вообще, чтобы трепать нервы такой
красотке? И почему та ему это позволяет?
Стоя возле окна и задумчиво пощипывая ранку на губе,
Мариса заметила Кэт на парковке внизу и решила спуститься. Ей было
страшновато подходить к мажорке-старшекурснице, но таскать с собой
повсюду этот конверт она тоже больше не могла.
- Подожди, - окликнула она девушку, которая села за
руль серебристого форда. Кэтрин подняла на неё заплаканные глаза и,
узнав, злобно прищурилась. – Вот, возьми. Подумала, что вернуть его
тебе будет правильно…
- Ты читала? – перебила она, выдёргивая из её
протянутой руки конверт.
«Читала»?
Так внутри были не деньги, а письмо. Вот почему Кэт
так боялась, что конверт попадёт не в те руки.
Убедившись, что он по-прежнему запечатан, Кэтрин
сунула его в сумочку. Достав оттуда солнцезащитные очки, она
зашторила покрасневшие глаза и выдала:
- Мы с ним постоянно ссоримся, можем не
разговаривать неделями, зато потом... боже, ты не представляешь,
какой у нас потом жаркий, дикий, пошлый секс.
Э?
- Мы можем поговорить? – предложила Мариса, но она
захлопнула дверь. Пришлось посторониться, давая ей выехать с
парковки.
Боже, что за итальянские
страсти.
Она не претендует на её парня, окей? И дело не в Кэт
и не в Нейтане. Дело в том, что отношения – худшая трата времени в
её положении.
Подняв голову, Мариса оглядела шумную
парковку.
Студенты наблюдали за ней пристальнее, чем обычно,
но подходить не решались. Её социальная изоляция вышла на новый
уровень. Теперь с ней не хотели связываться не потому, что боялись
попасть под горячую руку её обидчиков. А чтобы не давать повода её
«защитнику» снова её «защищать».