- Леди Йорк, вы отбываете завтра с
рассветом. Вам выделена карета и сопровождение. Также с вами
отправится лорд Лиам Стэнхоуп, рядом с ним вы можете ничего не
бояться. Путь вас ожидает неблизкий, всем необходимым в дорогу
корона вас непременно снабдит. Вот эти деньги выделены из казны в
помощь вашим землям, - мужчина говорил, как из автомата, не давая
мне и слова вставить, а вопросов у меня было вагон и тележка. На
стол лёг, звякнув монетами, увесистый мешочек. - Через час вам
принесут то, что вы унаследовали от вашей матери, - мне показалось,
или голос парня чуть дрогнул при упоминании Николетты? Но его
бесстрастное лицо говорило о том, что всё же померещилось. - Всего
вам хорошего. - Уже оказавшись в дверях, взявшись за ручку, он
вдруг замер спиной ко мне и негромко пожелал: - Доберитесь живой,
леди Одри. Вы должны жить.
Молодой человек ушёл, а я тупо
смотрела на дверь, не понимая, что это сейчас такое было?
В обозначенное королевским секретарём
время, дверь в мою комнату снова распахнулась, и дюжие носильщики
один за другим втащили сундуки. Их было восемь штук, вместительных,
обитых железом, тяжеленных и громоздких. Тары заняли всё свободное
пространство помещения, я могла протиснуться между ними с большим
трудом и бочком, приподняв многочисленные юбки чуть ли не до пупка.
Кроме них, на обеденный столик поставили три ларя, украшенных
драгоценными камнями - подарки короля любимой фаворитке. Что-то
немного он матушке надарил. Она, считай, жизнь отдала, ушла вслед
за королём, несправедливо оклеветанная, а тут. Был ли Карл Второй
жмотом? Я не знаю. Меркантильная я, эх! Но мне как-то нужно выжить,
и этого "богатства" может не хватить даже на год сытной жизни, если
вспомнить, что на меня навешали ответственность за людей, живущих
на обширной территории моего герцогства.
И был второй вариант: кто-то, знамо,
кто, отдал мне далеко не всё.
- Леди Йорк, после захода солнца я
снова к вам загляну за тем, что вы решите отдать Её Величеству. Ох,
простите, это тоже вам, - с поклоном мне вручили связку увесистых
ключей, я благодарно кивнула, наблюдая, как носильщики и слуга,
распоряжавшийся перетаскиванием вещей Николетты, поспешно вышли за
дверь, оставив меня одну.
- Что же, - пробормотала вслух, -
приступим.
В первую очередь заглянула в сундуки.
Открывала по очереди, начала с тех, что оказались ближе к двери.
Нарядные платья, многие из которых украшены дорогим жемчугом,
иногда камнями по вороту, пошитые из бархата, атласа, шёлка. В
другом плащи с капюшонами и без, жаккардовые накидки. В третьем
меховые пелерины, шубки. В четвёртом милые шляпки, перчатки,
вышитые пояски, разноцветные ленты. В пятом нижнее бельё: забавные
из тончайшей ткани панталончики, сорочки, корсеты. В общем, этим я
пользоваться точно не буду, надо решить, кому сбыть. В следующем
рундуке лежала обувь, как и в седьмом: лёгкие тряпичные туфельки,
из отменно выделанной кожи босоножки, сапожки, полусапожки с
золотыми пряжками. Примерила парочку. Совсем малость великоваты, но
ничего страшного. Удобные, хорошо сидят. У самой Одри красивой
обуви было немного, только самый необходимый минимум по каждому
сезону и всё. Такое ощущение, что о девочке никто особо не
заботился. Моя реципиентка, кажется, жила, как растение: еда есть,
крыша над головой тоже, ну и довольно.