– А ты похлопочи, голубчик. Расстарайся, – попросил я
и катнул в его сторону по столу, изображавшему стойку, монету.
Кабатчик моментально подхватил её, спрятал с глаз долой и
улыбнулся, щерясь гнилыми зубами:
– Авось что-то придумаю. А вы покуда присаживайтесь за вон
тот стол. Петька, нут-ко посуетись, наведи чистоту для благородных
господ.
Один из подавальщиков резво вытер жирным полотенцем наш стол и
сразу отскочил в сторону. Мы тут же сделали заказ, в том числе
распорядились отнести еды нашему кучеру, который остался у дормеза
сторожить. Оставлять без присмотра служебную карету не стоило, хотя
документы и деньги мы на всякий пожарный прихватили с собой в
трактир, рассовав по пазухам и карманам.
Каждый из нас успел нагулять приличный аппетит. Взятая с собой
провизия закончилась на удивление быстро: то ли не рассчитали
возможности, то ли на свежем воздухе есть хотелось намного
сильнее.
Внезапно и без того далеко не тихий трактир наполнился шумом и
криками: в него ввалилась большая беспокойная компания,
состоявшая преимущественно из щеголевато одетых молодых людей.
Стоит сказать, что вели себя они крайне развязно и грубо. Первым на
их пути стал тот самый подавальщик Петька с подносом. Ни слова не
говоря, юнец, очевидно, полагавший себя пупом земли, сбил его с
ног. При этом вся утварь с едой полетела по сторонам, забрызгав
окружающих. В числе пострадавших оказался дворянин. Он было
возмущённо вскочил, но сейчас же устало опустился обратно, когда
увидел, что никто из новоявившихся не обращает на него
внимания.
Я напрягся, однако Иван подал знак не дёргаться.
Компашка двинулась к трактирщику. Тот с жаром заговорил,
вступаясь за Петьку, и сразу же полетел спиной на полки с посудой.
Конечно, они не устояли. Со страшным грохотом посуда повалилась на
пол. Многое, если не всё, побилось.
Трактирщик с трудом поднялся, его лицо мигом приобрело густой
свекольный оттенок.
– Судари, что же вы делаете?! – запричитал он.
Сразу стало ясно, что у ввалившейся компашки есть предводитель.
Несмотря на юный возраст (я бы дал ему лет восемнадцать, не
больше), именно он сметал всё на своём пути, включая подавальшика и
несчастного целовальника. Рослый, роскошно одетый (не иначе по
распоследней парижской моде), породистый, державшийся подчёркнуто
прямо и надменно, с тонким аристократическим лицом и с явно
сумасшедшими глазами, главарь возвышался каменной статуей над
униженно вопрошавшим трактирщиком.