В будущем его полностью отреставрируют, потратив какую-то
совершенно невозможную сумму денег. Сейчас же это были практически
развалины.
Людей здесь по сравнению со столицей почти не было, зато было
много ларьков и маленьких магазинчиков. А вот привычных мне
сетевиков на нашем пути не встретилось совсем. Возможно, какие-то
точки уже работали, но ещё не успели захватить всё вокруг.
— А вот мы и пришли, сынок, — наконец, сказала мама показывая
рукой на самую обычную пятиэтажную хрущёвку, — помнишь наш дом? — с
надеждой спросила она.
Я покачал головой и изобразил напряжённое лицо.
— Смутно...
— Ну, ничего страшного, не волнуйся! — тут же забеспокоилась
она, — вспомнишь ещё, всему своё время! Пойдём скорее, я уже
замёрзла. Заходи в подъезд, третий этаж...
Мы быстро поднялись, и, открывая дверь, она заботливо
объяснила:
— Смотри, сынок, тут так просто не открывается. Нужно повернуть
ключ, и одновременно толкнуть дверь. А потом уже потянуть её на
себя. Хочешь попробовать?
— Да нет. Я всё понял, не беспокойся, мама, — улыбнулся я
ей.
— О, ботинки Веры стоят, значит дома... а это ещё что?!
Я посмотрел куда она с таким удивлением уставилась и увидел две
пары тяжёлых мужских берцев прямо у порога.
— Похоже, у сестрички гости, — прокомментировал я.
Мама решительно разулась и прошла в квартиру.
Я последовал её примеру, попутно осматриваясь. По обстановке
квартиры было сразу видно, что жили здесь небогато, но и какого-то
ужаса вроде облупленных стен или рваного линолиума я не наблюдал.
Наоборот, всё было в меру уютно и чисто. Ну, до тех пор, пока я не
дошёл до кухни. Там за столом, накрытым весёленькой цветастой
клеёнкой сидели два изрядно захмелевших лба. Обоим где-то лет по
семнадцать, да ещё и выряженные как худшие представители
неформальной тусовки. В грязных рваных джинсах, причём я даже не
был уверен, что они их порезали самостоятельно, а не затаскали, и в
замызганных футболках, которые не стирали явно больше недели.
У одного из них голова была наполовину выбрита, видимо, в особых
случаях, он поднимал на ней ирокез. Другой отличился тем, что не
оставил у себя на лице ни одного места свободного от пирсинга. Уши,
бровь, нос, губа... пробито было всё.
На столе перед ними стояло несколько разливных баклашек пива и
пара пакетов дешёвого портвейна.