- Да, пару часов назад дал в морду одной сволочи.
- Ага! Интересно. А в чем провинилась сволочь?
- В патологическом вранье. Написала, что Леонид Аркадьевич – кокаинист.
- А он не кокаинист?
- Я сейчас тебе в морду дам.
Отец усмехнулся.
- Меня просто поражает на Кратосе болезненное неприятие гедонистических ценностей. Подумаешь, кокаинист! С модами это не так уж опасно. Я в молодости тоже баловался. Особенно когда трое суток на ногах, бой или погоня – очень помогает.
- Да, - заметил я. – Опасно общаться с государственными преступниками. Плохому научат.
- Это ты испорчен Данинским воспитанием.
- Да он тоже баловался. Сам видел. Один раз. Правда, до того, как стал императором. И учил меня делать «Кровавую Мэри».
- Вот! – усмехнулся отец. – Одно ханжество! Кстати, кокаин давно уж из моды вышел. Сейчас есть вообще безвредные стимуляторы, на их выработку можно моды запрограммировать. Дался им этот кокаин! Кратосский националист, наверное, писал. Не тем плох Хазаровский, что кокаинист, а тем, что тессианец.
- Это точно! Я так это и воспринял, как выпад против Тессы.
- А императору побоялся показываться на глаза и прилетел ко мне, - предположил отец.
- Ну, вот еще! Страх перед императором вообще глубоко иррациональное чувство. Ну, что, по здравому размышлению мне может сделать Хазаровский? Снимать меня не откуда, а под суд отдавать не за что. Несколько неприятных минут императорского оледенения – и все.
- При Страдине под суд могли отдать и просто так, - заметил отец.
- Так то при Страдине. А у Хазаровского принципы. Либеральный император – самое безопасное в мире существо.
- Ну, как сказать… Бывают частные обвинения. На тебя пострадавшая сволочь может подать. Как его?
- Кривин.
Я пожал плечами.
- Пусть подает. Не думаю, что Хазаровский будет недоволен этим инцидентом. Я же его честь защищал.
- Он не любит подобной самодеятельности, - заметил отец.
Пирожное было съедено, чай выпит, а разговор сместился в политическую сферу.
- Ноократия – это правильно, - сказал отец. – Это по-тессиански. Ни к чему учитывать мнение всякой швали. Они тут наголосуют! Впрочем, нам-то с тобой что? Мы же оба не правоспособны.
Да, я по возрасту, а он по приговору.
Утро. Солнце серебрит листву, зажигает капли ночного дождя, оставшиеся в венчиках цветов.
Свежо. Я накидываю куртку.