Рождение вне брака в нашем обществе еще оставалось фактом порочащим и мать, и дитя, как бы ни пытались бороться с этим стереотипом. А то, что близкий родственник признан сумасшедшим, – и вовсе могло стать причиной для долгих пересудов.
Я покосилась на викария, который первый должен был испытывать негодование, не просто услышав о грехе прелюбодеяния, но и увидев собственными глазами плод этого греха. Однако преподобный Дарем сохранил невозмутимость.
Расспрашивать о происхождении Джулиана Кина больше никто не решался, о прошлом – тем паче. Каждый в комнате начал подозревать, что и там могла обнаружиться еще парочка темных тайн, которые мистер Кин по простоте душевной непременно озвучит, тем самым создав неловкую ситуацию.
Зато разговор о театре оказался чрезвычайно приятным для всех, да и когда миссис Браун попросила своего гостя выступить, он легко и без стеснения прочитал несколько классических сонетов, явив при этом немалый талант.
Я не могла судить, что именно думали об актерских способностях молодого человека другие, но после вечера в обществе Джулиана Кина, у меня возникли вполне закономерные подозрения, что играет новый знакомый не слишком и хорошо, а причиной его успешной театральной карьеры стала исключительно одна лишь удивительная красота.
Однако тут я ошибалась. По крайней мере, читал стихи мистер Кин с истинным артистизмом, вдохновенно и… совершенно прекрасно. Во время ужина я не могла избавиться от мысли, что невероятные глаза приезжего похожи на два изумруда – бездушные красивые камни. Но стоило только Джулиану произнести первую строку сонета, как на дне этих глаз словно что-то загоралось.
«Божья искра», – подумалось мне.
«Адское пламя», – почти беззвучно шепнул Генри Дарем. Его никто не услышал кроме меня.
Странные слова, необъяснимые, они вызывали оторопь.
Вообще не удавалось понять, как рядом могут оказаться имя Джулиана Кина и те самые пресловутые адские бездны, в которых страдают грешники.
После того, как мистер Кин прочел первый сонет, захлопали только женщины. После второго позволил себе пару вялых хлопков и капитан Дарем. Преподобный оставался равнодушен, правда, вряд ли молодого актера расстроило подобное пренебрежение – мне показалось, он даже не заметил, что его общество не по душе викарию.
Миссис Браун в сопровождении своего гостя покинула дом уже в девять часов, следом за ней ушла и миссис Картрайт, которая выглядела чрезвычайно воодушевленной. Изображать горюющую вдову она к тому времени уже перестала. Даремы же задержались, поскольку дом викария находился буквально в нескольких минутах ходьбы от дома миссис Мидуэл.