***
Я проснулась от непривычного для меня тепла. Первым пробудилось
ощущение окружающего пространства. Это было схоже с осязанием всей
комнаты разом. Словно я одновременно коснулась всего и сразу. Это
твердое, ровное и шершавое – стена. То ворсистое и мягкое, лежащее
на чем-то твердом и ровном – ковер. С правой стороны от меня была
дверь, а с левой - большое панорамное окно. Мерно дышащая фигура,
что спит сейчас рядом со мной, это Ванда…
Визор отреагировал на удивление резко запустившись, а из
черноты, в которую я смотрела, показалась маленькая точка света,
резко увеличившаяся до максимального угла обзора, ослепив меня
ярким солнечным светом из окна. Лучи от него и прогрели мою часть
живой оболочки, скрытую под одеялом.
От вспышки резко отвернула лицо на правую сторону, взяв на
прицел целеуказателя голову мирно спящей женщины.
Золотисто-коричневые, слегка вьющиеся волосы, что давали легкий
отлив красного, играя на свету, прикрывали бледное, вымотанное
лицо. Не понимая, с какой целью я это делаю, но полностью
повернувшись на правую сторону, вытащила руку из под одеяла и,
протянув вперед, я аккуратно убрала локоны с её лица. За волосами
увидела, как Ванда во сне прижимает к себе, сжимая в ладони одну из
моих седых прядей. Смутилась…
Даже трудно поверить в то, что когда-то они были черными.
Всегда, когда меня стригли, то делали это налысо, а потом после
сыворотки ко мне уже просто боялись подходить без защитных
скафандров. Не помню, сколько времени я бредила под лекарствами,
слушая мысли окружающих, но когда меня разморозили в первый раз,
они уже были такими длинными, что свисая с каталки, практически
доставали до пола.
Поддавшись порыву, не удержалась и аккуратно внешней стороной
слегка сложенных пальцев, дабы не оцарапать когтями, провела по
бархатистой коже щеки. Тактильные сенсоры, которых раньше не было,
в точности отражали мои внутренние ожидания от прикосновения к
живой, мягкой коже.
«Моя вряд ли такая же...» - подумала я, взяв за подбородок, и
бережно проскользила когтем большого пальца от края до края по
мягким губам. При этом машинально закусила краюшек своей,
рассохшейся и потрескавшейся, нижней губы. Кажется, я чувствовала
зависть по отношению к Ванде. К её природной, не испорченной
красоте и ухоженности, которой я сама похвастать увы не могла. С
удивлением отметила, что хотела бы обладать ею, словно своей
собственностью. Как некой диковинкой в своей коллекции. Касаться
этой кожи, губ, в любой момент, когда мне этого захочется. Довольно
странные чувства, одновременно естественные и в тоже время
неловкие. Словно моя некронская натура борется с никчемной моралью
человека. Одна говорит мне: «Нравится, моё, владеть!», а вторая
жалобно пытается доказывать мне, что так поступать неправильно, что
так нельзя.