Не останется ничего, даже пепла, который можно развеять над планетой или вывести на Кратос. Надо мной – широкая крона дерева. Она разделит мою судьбу, за наносекунды испарившись в потоке гамма-квантов.
Я начал шептать молитву, отчаянно пытаясь убедить себя, что душа бессмертна, заставил оторвать взгляд от черной зеркальной поверхности Иглы Тракля и поднял глаза к пылающим небесам.
Вдруг над лесом вспыхнуло холодное белое сияние, похожее на шаровую молнию. Оно растекалось по небу, разгораясь и затмевая багрянец заката. А солдаты почему-то не стреляли.
Темно-зеленые мундиры, почти черные в вечерних сумерках, вдруг обрели цвет, а мои палачи стали неподвижны, как куклы или мертвецы, словно время остановилось.
Свет пролился на траву и потек ко мне…
Все исчезло или я потерял сознание. Но только на миг. Мир вернулся под то же пурпурное небо, но без всякого свечения. Были и гвардейцы, которые должны меня убить. Только стволы не поднимались, а опускались.
Тогда я услышал гул вертолетов. Три машины летели над лесом, маленькие вертолеты колонистов. Нет у нас гравипланов, слишком дорогая технология, не доросли.
Меня успели отвязать до того, как они сели.
Из ближайшего вертолета вышел Сергей с ребятами и направился к нам.
- Что здесь происходит? – спросил он.
Из других машин спрыгнули мои бывшие подчиненные. Все вооружены.
- Даниил Андреевич выразил желание проститься со своей планетой, - сказал Роков. – Мы пошли ему навстречу.
- Меня должны были расстрелять по императорскому указу, - прокричал я. – Ребята, одного прошу: пусть это станет известно в столице!
Роков пожал плечами:
- Вранье!
Бесполезно! Мои люди верят мне, тому, кто пять лет делил с ними все опасности колонизации, спал под одной крышей, а то и на голой земле, и ел у одного костра. Их круг сжимается.
- Пристрелить его? – спросил Сергей и кивнул в сторону Рокова.
- Опустите оружие, - приказал я. – Это императорский посланник, вы с ума сошли! Пусть станет известно, широко известно! И это все.
- Не беспокойтесь, - усмехнулся Роков. – Господин Данин будет доставлен на Кратос в целости и сохранности. Дальше – решит суд.
Меня снова посадили в гравиплан, и мы полетели на базу. Всю дорогу я видел отражение в стекле кабины: императорский посланник кусал губы.
Гауптвахта линкора «Святая Екатерина» представляла собой комнатку два на три. Довольно чисто. Стены спокойного кремового оттенка, только за перегородкой сияли металликом раковина и унитаз, и отражало окружающую обстановку небьющееся пластиковое зеркало. Я умылся, подмигнул своему отражению – ничего прорвемся. Я жив, и это уже немало.