Фиалка пару секунд вглядывалась в странные глаза этого странного человека, потом послушно опустила веки.
- Попробуйте вспомнить ещё раз. Говорите просто, что именно чувствовали. Вот вы снимаете кроссовки, и ваши ноги облетает утренний холодок, ощущение прохлады проносится мимолетно от пальцев вверх, до колен. Мурашки?
- Мурашки, - подтвердила Фиалка, улыбнувшись.
- Вы делаете шаг – под ногами прохлада пола палатки, следующий шаг наружу…
- Мягкость, - сказала Фиалка, вспоминая, - мягкость травы. Я словно наступила на пушистый ковер.
- Так, - подбодрил Герман, - вспоминайте, вспоминайте.
Темнота перед глазами Фиалки наполнилась образами. Словно кинематографическая камера делала облет её, выходящей из палатки, то отдаляясь и взлетая над ней – и тогда она видела себя сверху, себя, неровный квадрат палатки, поляну с разбросанной почти белой щепой и стоявшего с топором Германа – то спускающейся с приближением к самым ногам.
- Я чувствую, как с потревоженных травинок падают капли. Еле ощутимый перестук по коже. Чувствую покалывание чего-то твердого, скрытого в траве. Эти уколы словно врывающиеся в плавную мелодию резкие ноты. Но это не неприятно, скорее чувственно, как наступить на массажный иппликатор. Сначала легкая тупая боль, потом удовольствие. – Фиалка успела удивиться тому, что помнит ощущения от массажного иппликатора.
- Отлично.
- Мои ноги мокрые, но это скорее приятно, чем дискомфорт. Когда я делаю шаг, травинки гладят мою ногу, словно нехотя сбегают с неё, как струйки воды. Земля пружинит под ногами.
- Это верно.
- Я слышу пение птиц. Очень громкое. Мне кажется, что краем уха я слышу её очень-очень отдаленные раскаты грома. Воздух удивительно свежий после дождя. Ещё прохладно, но на лицо падают лучи солнца, и на коже пятна тепла…
Герман молчал, и Фиалка медленно открыла глаза. Удивленно посмотрела в его смеющиеся глаза.
- Обалдеть.
- Да, - сказал он, - действительно обалдеть. Вы прямо поэтесса.
Фиалка смущенно улыбнулась.
- Это потрясающе! Я столько всего вспомнила, просто подумав о шести шагах босиком.
- Природа! – значительно сказал Герман. Потом поднял голову и оглядел кроны деревьев. – Порой, вырвавшись из города, попадаешь в совершенно иной мир. И именно здесь, вот в таких лесах, понимаешь, насколько человек оторвался от природы. И насколько наши социальные и вообще цивилизованные навыки становятся ненужными для жизни и являются чем-то наносным.