Подъезжаю к дому: у крыльца стоят какие-то незнакомые машины. Огромные, тонированные внедорожники.
Рядом с одним стоит здоровенный амбал, больше похожий на бандита из девяностых. Не хватает только спортивных штанов Абибас и золотой амбарной цепи на шее, но современные бандиты одеваются стильно и модно.
Я ещё даже не родилась в девяностые, но прекрасно знаю, что тогда творилось.
— Добрый день, — вежливо здороваюсь с ним.
Я воспитанная девочка, и меня учили здороваться первой, если ты хозяйка, и у тебя гости.
— Здорово, — кидает мне этот детина, с нескрываемым любопытством и вожделением разглядывая мою фигуру.
Я только что приехала со спортивной тренировки по йоге и не стала переодеваться, поэтому на мне сейчас обтягивающие розовые леггинсы и спортивный топик под грудь. И всё это больше оголяет и подчёркивает, чем скрывает моё тело.
— Вы к папе? — ещё раз вежливо интересуюсь я, поёживаясь под его скользким взглядом и запахивая поплотнее на себе кардиган.
— Ага, к папе, — сплёвывает этот мудак, продолжая пялиться на мою грудь.
И мне хочется поскорее сбросить с себя его липкий мерзкий взгляд, как прилипшую помойную муху.
Ладно, каких только посетителей не бывает у отца, поэтому я стараюсь поскорее пройти в дом. Явно, что это просто чей-то не очень воспитанный водила. Мой папа влиятельный человек. И поэтому у нас в доме бывают совершенно разные люди.
Я уже привыкла. Ну, если не считать вот таких «приветиков» из прошлого.
Всё-таки сейчас время цивилизованных переговоров, а не бандитских разборок.
Прохожу в дом, и не кричу, как я обычно это делаю: «Папа, я дома!», а быстро шмыгаю к себе по лестнице наверх, чтобы не отвлекать отца от важных дел.
Время позднее, в дальней комнате в конце коридора, где кабинет, горит свет, и я уверена, что раз у нас до сих пор гости, значит, дело действительно того стоит.
Я подожду. Одно я знаю точно: что бы не случилось, все важные дела подождут ради меня.
Я ведь единственная дочь Ивана Доронина, и мне кажется, что после того, как восемь лет назад умерла мама, он остался жить только ради меня одной.
— Пойми, Лера, всё, что я делаю, я делаю только для твоего будущего, — постоянно твердит он мне.
И ещё мне кажется, что глядя на меня, он видит её.
Я помню свою маму. Молодой, улыбающейся, счастливой, а не худой, умирающей и опутанной трубками капельниц.