Скованный бог. Отражение - страница 22

Шрифт
Интервал



Некоторых, возможно, и удалось бы убедить, но даже Примархи, делающие ставку на дипломатию, не всегда справлялись с такой задачей, что уж говорить обо мне. Из-за этого я использовал то, в чём хорошо разбирался — психическую науку.


Я не стал прибегать к тотальной промывке мозгов — провернуть подобное невозможно даже для меня. Моя цель была иной: усилить свою ауру и перенаправить мысли людей от страха и агрессии к спокойствию и готовности к переговорам. Ну и добавить самую капельку веры в то, что я истинный святой...


Вот только этой капельки, возможно, оказалось слишком много. Я недооценил уровень религиозности среди бандитов, отчего эффект стал куда сильнее, чем планировалось. В результате чего получил толпу религиозных фанатиков, практически поклоняющихся мне.


По сути, это даже неплохо. Да, я воздействовал на их умы, что после приобретения памяти Арвиды и Магнуса было чрезвычайно легко, однако тем самым спас их жизни. Сколько из них выжило только потому, что у меня получилось прекратить войну? Хоть использование способностей таким образом мне и казалось далеким от привычных норм морали, но человеческая жизнь куда важнее правил. По крайней мере, конкретно в этой ситуации.


После бесед с лидерами армий, на которых не сдерживал свое психическое влияние, настал черед суда. Хотя, это больше походило на публичную казнь. Произнеся очередную речь о величии рода людского и важности веры в Императора, а также защиты того, что считается человеческим, я начал перечислять грехи самых падших из бандитов, культистов и ведьм.


Атрей с Джаей научили меня основам риторики, так что я смог направить мнение масс даже без серьёзной массовой телепатии, однако аура всё равно продолжала помогать. Люди сами стали жаждать крови тех, кто ещё совсем недавно их вёл.


Изначально, когда разрабатывал этот план, то подумывал отправить их на передовую, чтобы они сражались с другими мутантами и еретиками. Но то, что увидел в их умах... Я не заглядывал в самые потаенные уголки их памяти, но почти каждое воспоминание о убийстве было пронизано жестокостью.


Даже серийные маньяки продолжали смаковать смерть и своей сотой жертвы, из-за чего большая часть их сознания казалась заполненной настоящей кровавой бездной. В те моменты во мне отсутствовала жалость и на её место приходил гнев.