Кто-то из ратников Клеста, плюнул в сердцах в сторону мертвецов,
высказав общее мнение:
— Ратники должны мирных людей защищать. А эти весь град пожечь
хотели. И кто же они после этого? А воевода-то их?
Удивительно, что горожане не побежали громить подворье Врабия.
Вот тут бы их не смогли остановить ни Клест, и не их городские
старосты. Или, кто там управлять должен? Вот, случись такое в
исторической реальности Ярослава, народ бы точно побежал
расправляться с поджигателями. Но жители Бранска, убедившись, что
пожар потушен, а воевода со своими людьми живы, разошлись по своим
дворам. А может и помчались бы творить скорый суд и расправу, но
тут появилась городовая стража. Как раз те мужики, что заваливали
баграми горящий дом. Стража очень быстро навела порядок. Но
ратникам Клеста было не до того. Когда дым улегся, а в воздухе
запахло мокрыми углями, (как это бывает, если потушен костер),
дружинники принялись смывать с себя сажу и копоть.
Ярослав вдруг увидел странного старика. Вроде бы – и человек, и
не человек. Ростом старичок едва достигал до колена взрослому
мужчине, зато он был весь волосатый и бородатый, напоминающий
скорее меховую игрушку. А глазки маленькие, сам весь черный, кроме
бороды. Вот, борода была белоснежной.
Старик стоял у затухшего кострища и горько плакал, а те, кто
проходил мимо, не замечали ни его самого, ни его слез. А рыдал дед
в голос.
Ярослав вспомнил, что он уже слышал эти рыдания, и слышал этот
голос:
Кажется, точно так же плакал дом, в тот момент, когда Ярослав
стал его чувствовать.
Может это домовой? Домовых парень видел лишь в мультфильмах. Дед
не походил ни на домовенка Кузю, ни на его старшего друга Нафаню,
но что-то у них было общее. Наверное, именно то, что напоминало
«ненатуральность».
Бабушка ему о таких рассказывала. Конечно, он это все считал
сказкой, однако также он и леших считал выдумкой. А вот, мало того,
что не выдумка, так еще и шишками бросается и его магии
обучает.
Ярик подошёл к старичку, положил руку ему на плечо, и попытался
утешить:
— Не плачь дедушка, отстроят тебе новый дом, лучше прежнего.
— Да много ты понимаешь, мелочь долговязая, я в этом доме уже
невесть сколько зим живу, — огрызнулся старик, размазывая слезы по
бороде. — Я ведь сроднился с ним! Каждый сучок, каждый гвоздик
знаком! Да я все половицы скрипучие наперечет знаю. А печка? Куда
же я теперь без печки-то?