Женщина тем временем экспрессивно и с явным отвращением
опрокинула содержимое пепельницы в ведро, стоявшее в углу комнаты.
На стол вернула с громким стуком.
— Сегодня у твоего сына важный день, он стал совершеннолетним, —
Екатерина Андреевна говорила твёрдо, даже немного требовательно.
Руки скрестила под грудью на манер своей дочери. Благо, одета она
была куда приличнее, но сейчас сходство стало ещё более
очевидным.
Старик всё так же невидящим взором пялился в почти потухший
камин.
— Костя, твой сын выжил. Ты хоть как-то отреагируешь на это?
Тон Екатерины Андреевны был командным, будто подчинённого
отчитывала. От этой картины у меня по коже пробежался табун
неприятных мурашек. А вообще — в смысле я «выжил»?! Это к чему было
сказано?
— А что ты от меня ждешь? — вскипел старик, затрясся, его лицо
перекосило от злобы. — Мне сплясать от радости? Я так то считай
парализован! Без помощи чужой даже до кровати не дойду!
— Раз ты наконец проснулся, оставлю вас одних, — холодно и
громко ответила женщина: её голос легко покрывал обессиленную речь
старика. Она тут же развернулась и ушла, закрыв за собой дверь.
Старик продолжал браниться, но уже куда с меньшим энтузиазмом.
Голос его становился всё тише и тише, пока совсем не пропал.
Константин вдохнул дым сигареты, после чего отложил её на край
пепельницы и взял в руку бокал с тёмной жидкостью. Коньяк? Виски?
Поди угадай среди этой вони. Я всеми силами старался не
закашляться. Сквозняк от окна не особо помогал мне.
— Отец? — учтиво поклонился, когда старик проглотил алкоголь и
выдохнул дым. О чём говорить со стариком, я понятия не имел.
Константин безучастно посмотрел на меня, после чего опять
заинтересовался углями в камине. Я уже подумал снова привлечь к
себе внимание, как он заговорил. Тихо и будто с сожалением.
— Живой, значит. Ну давай, подходи.
Приблизился, что позволило рассмотреть старика получше и
выглядел он, мягко говоря, не очень. Будто терзаемый долгой
изнуряющей болезнью и вообще — готов ласты склеить в ближайшем
будущем.
Я стоял рядом с ним уже несколько секунд, но старик будто забыл
обо мне.
— Отец, Екатерина Андреевна…
Он скривился как от лимона и перебил меня:
— Помолчи уже! Опять жаловаться надумал? Я же ясно говорил уже,
она моя законная жена и хозяйка дома. Такая же Скарабейникова, как
и ты. Как и девочки её, которых удочерил. На них ты почему-то не
ябедничаешь, — хмыкнул он и, отставив стакан, снова закурил.