Первые десять лет моей жизни прошли подобным образом. Этот мир встретил меня самым неподобающим способом, которым только можно было. Единственный, случайный ребенок в семье и – такой нежеланный… Истина, которую от меня начали скрывать с одиннадцати лет.
Что-то я отхожу от темы.
В квартале от книжного магазина есть маленькое кафе с французским названием La Bonne. Все, что в нем можно съесть – это сдобные булочки с корицей. Обычно я их запиваю чаем со вкусом малины. Вкуса, как такового, нет, но аромат шикарный. Это кафе должно платить мне деньги за то, что я разогреваю аппетиты остальных посетителей.
Я сразу направляюсь туда. Знакомый продавец за стойкой вежливо улыбается и тихо произносит:
– Мне очень жаль, но булочки с корицей закончились.
Я показательно вздыхаю. Так печально.
– В другой раз, – киваю и выхожу.
Погода на улице стоит чудесная. Луны совсем не видно из-за облаков, но прохлада от весеннего дождя дарит необычайную свежесть.
Я надеваю капюшон. Совсем не хочу быть узнанным. Прекрасные незнакомцы и незнакомки сразу становятся омерзительными, стоит им узнать меня. Лицо вытягивается в овальную форму, рот приоткрывается, глаза выпучены – эдакие люди-амфибии.
Какой-то мальчик вдвое младше меня перебегает дорогу на красный. Никто не успевает побежать за ним, а тот не успевает остановиться. Мой внутренний голос тихо отсчитывает «пять… четыре… три… два… один». Но водитель сворачивает в другую сторону и мальчик остается цел. Люди бегут к нему, чтобы убедиться, что все в порядке. Зачем я считал?
Покружив еще немного в своем квартале, я решаюсь наконец пойти домой.
Одна мысль настойчиво бьется в мозгу, и от этого настроение стремительно падает. Подбитый глаз все еще болит, а синяки на ребрах угрожающе ноют. Синяки на теле скрыть еще можно, а подбитый глаз нет.
История твердит, что многие люди умели писать. Они умели затрагивать душу, очаровывали, околдовывали, а затем овладевали ею. Их называли писателями – современными колдунами и ведьмами. Со временем война отобрала у людей и этот ценный дар.
Но не до конца.
Капля с крыши падает мне на нос. Оттуда она плавно катится вниз, и я чувствую вкус дождевой воды. Неплохо.
Я пошел в школу только в девять лет. Как объясняли родители, они не могли каждый день водить меня туда, но думаю, им было просто плевать. Через несколько лет они спохватились, когда узнали, что в районе ожидается большая проверка, и впервые отвели меня в академию. Это серое здание, которое когда-то было белым, а сейчас местами стояло черными пятнами. Папа смог умыкнуть с работы черную тетрадку с исписанными десятью листами и ручку, в которой заканчивалась паста. Это все, что у меня было.