Не вина правительства, что некоторые из них всем видам товаров и развлечений предпочли алкоголь, таких неудачников хватает при любой власти и абсолютно любом положении вещей, так что несправедливо было бы возлагать за это ответственность на власть. Несмотря на некоторые шероховатости перехода к новой энергетической эпохе, народ в подавляющем большинстве своем проявлял лояльность и доверие к правительству, которые вызывали понятную зависть у правительств других, менее энергетически одаренных, стран.
Наконец-то страна заняла свое почетное место в ряду влиятельнейших государств мира, вот что было главное. Годы унижения и снисходительных взглядов остались позади, и народ был самым естественным образом преисполнен гордости и с оптимизмом смотрел в будущее.
Денис наслаждался бешеным темпом московской жизни. Москва действительно была городом молодых и энергичных. У нее была своя сумасшедшая, агрессивная энергетика, которая, как водоворот, звала, манила, хватала, с тем чтобы затянуть в свою бездонную воронку и уже не отпустить никогда. Эта энергетика, думал Денис, была почти осязаемой и уж точно видимой. По вечерам, когда на город спускались сумерки и гасло пыльное солнце, днем задымленное выхлопами машин, Москва продолжала освещаться каким-то странными пурпурными зарницами, ежевечерне вспыхивающими и гаснущими над бесконечными рядами многоэтажных жилых комплексов. Денис думал, что это, наверное, и есть самое наглядное доказательство связи материального и нематериального, когда невидимая энергия города так явно трансформируется в видимую, световую энергию всполохов. По крайней мере, так ему нравилось думать.
Днем город работал как проклятый, перерабатывая газовые и нефтяные потоки в денежные, перегоняя их с одних счетов банков на другие, с них на третьи, десятые, где они дробились, разделялись на тысячи послушных рек, речушек и ручейков, самым дисциплинированным образом устремленных туда, куда им указывали владельцы. Было очевидно, что часть их оставалась на родине – в Москве. Эти патриотично настроенные денежные потоки за какие-то несколько лет превратили унылый город однообразных панельных коробок в мегаполис с яркой, порой эклектичной и наивной, но все же своеобразной архитектурой и, безусловно, своим лицом. Пусть недоброжелатели говорили, что скопированы и перенесены на московскую землю были и строгие кварталы Лондонского Сити, и пирамиды Финансового района Сан-Франциско, и башни Манхэттена, и особняки Трастевере, и жилые небоскребы Шанхая, – все это вместе, искусно соединенное в единое пространство между собой и разбавленное уцелевшими архитектурными памятниками прежней, старинной Москвы, создавало неповторимое лицо новой столицы, как разномастные осколки стекла образуют пестрый и неповторимый узор в детском калейдоскопе.