При всей критичности подхода к действительности, политика была ей чужда. Она не была бойцом, к собственному своему стыду. Наверное, в силу все той же врожденной нерешительности. Даже в самых очевидных для других людей ситуациях ей казалось невозможным ответить на сакраментальные русские вопросы «Что делать? И кто виноват?» Гипертрофированная способность смотреть на вещи с различных позиций лишала ее возможности сформулировать окончательное личное мнение. Чем больше она думала о проблеме или ситуации, тем туманнее она ей представлялась, принятие же осмысленного решения становилось уже просто невозможным. Так бывает, когда повторяешь какое-то слово много раз подряд и вдруг замечаешь, что звучит оно абсурдно, а смысл его полностью утерян.
Ей всегда было легче уйти молча, не то чтобы уступив, но не ввязавшись в бой, любой бой, даже если он имел форму дискуссии. Уйти, не привлекая ненужного к себе внимания, которое ее смущало в обычных ситуациях. Можно это назвать по-другому: малодушно сбежать. Она знала за собой эти недостатки и внутренне стыдилась их, скрывая свой стыд и свою растерянность за фасадом внешней самоуверенности, граничащей с высокомерием. А если добавить к этим недостаткам склонность разговаривать с собой, да порой еще и вслух, картина вырисовывалась просто-напросто патологическая. «Совсем неудивительно, что Марат ушел, – думала она иногда. – И правильно сделал, зачем такому блестящему человеку, как он, очкастая, неуклюжая, закомплексованная девица…» Все это было, конечно, объективно не совсем так: неуклюжей она никогда не была, очки – в дизайнерской оправе – надевала редко, а в основном носила линзы, и мужское внимание было ей так же привычно, как вид из окна собственной спальни. Образ гадкого утенка, на короткое время осчастливленного белым лебедем, не отражал действительности. Но факт оставался фактом – Марат ее бросил, и это приходилось признать.
Она внимательно присматривалась к новому сотруднику, недавно переведенному в их московский офис. В целом он производил впечатление неглупого и любопытного человека, в прямом смысле любопытного. Она очень ценила в людях это качество – —любопытство. Именно им она извиняла его чрезмерный интерес к здешней мишуре, которая ее не только не привлекала, а даже раздражала, как раздражает хруст попкорна в кинозале, где показывают серьезный фильм, не давая сосредоточиться на главном.