Димитрий и сам понимал, что совершает ошибку: не пристало сыну Грозного прощать преступления, да бывало находили на него приступы мягкосердечия, когда не удавалось ему проявить должную суровость, которой, пожалуй, и не чужд был в иную минуту. Частые перепады настроения были свойственны Димитрию, сколько он себя помнил. Из-за падучей, что била его все младенчество. Так объяснил ему немецкий лекарь, что лечил его в Гоще от черной меланхолии. Но склонности к отцовской жестокости не было у него, пожалуй что, никогда. Да не к лицу она государю, открывающему новую эру в истории истерзанной страны. Видел себя порой русским Марком Аврелием, благородным и добросердечным государем. Вот и сейчас: помиловал Шуйских, будто Марк Аврелий когда-то заговорщика Авидия Кассия18. Пусть идут себе с миром, пусть народ знает, что приобрел в его лице государя строгого, но милосердного. Может, и сами смягчатся душою-то. «Э, да где там», – ответил себе сам и усмехнулся. Заулыбалась и свита: «Ишь, весел государюшка.»
Конец ознакомительного фрагмента.