Он понимал, что становится невозможным вести это чисто прагматичный и страшный в своей логике разговор. Испытывая жуткое давление от взгляда её синих бездонных глаз, он сконцентрировался и, сделав правильный выбор, не подав виду, переключил разговор на практичную тему. Этот приём был единственным в цепи логических предложений, сформированных им самим в саморазвивающейся программе синтетического сознания.
– Ты хочешь, чтобы я изменил график, отказался от роста органических тканей, уничтожил всю флору и полностью сконцентрировался на синтетике? Закончил структуру тканей?
Она смотрела на него: «Ты понял мой вопрос, но не ответил на него».
Он помолчал несколько секунд, отчужденно думая о чем-то. Словно отмечая прогресс роста её интеллекта.
– Хорошо. Мы исключим органику. Но это меняет весь мой план.
– В какой его части?
– Если я закончу всё в синтетике, нам сложно воспользоваться транспортом. Жить просто в городском массиве или на побережье будет нельзя. Купальная программа на курорте исключена. Придётся принять их предложение. Синдиката.
– Я уверена, всё получится.
– Надеюсь, – он устало кивнул, полностью отдавшись безысходному чувству растерянности и тоски. – Я сделаю это для тебя.
– Не смотри на меня так, – попросила она. – Ты – самое дорогое для меня. Я хочу всего, что имеет каждая женщина. Ты сам дал мне это чувство.
– Да. Я дал тебе его.
– Ты же не хочешь, чтобы я была такой? – она повернулась к нему спиной и показала на сервоприводы, прикрытые трусиками.
– Какой? – он устало сел на кресло.
– Некрасивой.
Он опять внимательно и грустно посмотрел на неё.
– Ты красивая, Элиз. И всегда была.
Она подошла ближе и обняла его седую голову. Тихо прожужжали сервоприводы. Еле слышно. Но так, чтобы вызвать зубную боль у всего живого.
– Я тебя очень люблю, – сказала она.
– Я тоже, – ответил он, удерживая её руку. – И сделаю всё, чтобы быстрее ты была восхищена собой.
– Я знаю. Не будем сейчас ссориться. Всё не важно. Ты прав. Кроме того, что мы вместе, – улыбнулась она, смотря поверх его головы. Она смотрела на своё отражение в зеркальной поверхности металлического стеллажа, удерживая его голову, как футбольный мяч и прижимая к своей груди. Он не шевелился, утопая в этом тепле и умиротворении, даря себе секунды покоя.
Её голубые глаза горели чётко и ясно, она словно смотрела вдаль.