Не дожидаясь «спасиба», пузан с подругой бодро отвалил в сторону и уже через секунду торговался с продавцом «красноармейского» скарба, просочившимся в аллею мимо охраны, когда старик собрался ответить, что ему ничего не нужно.
Посмотрев на деньги, Изотич почувствовал себя странно. Незнакомцы с ним редко заговаривали, тем более не стремились чем-нибудь одарить. Напротив, не раз и не два становился он жертвою «щипачей», орудовавших в трамвае. Однажды под Володарском пережил открытый разбой, едва спасся на мотоциклете с киношной кассой, и еще до этого – в экспедиции по Двине в тридцать втором, когда бродили по северам бесфамильные отчаянные людишки. Но чтобы давали деньги?
– Неужто на нищего стал похож? – дернул он щекой, бросая бумажку под скамью. Затем встал и пошел, ссутулившись, сквозь толпу, поднимая от вечерней свежести воротник.
Нервный гражданин, что сидел напротив, за это время куда-то делся.
Украшенный зеленью и витринами город торжествовал. В толкотне необыкновенной царил многоязыкий гомон, шедший от строительства вавилонского и, шажок за шажком, добравшийся в итоге сюда, в столицу не восточной и не западной стороны, а, как был убежден Изотич, северной, где б во времена Соломона не стали даже селиться.
Миновав ряды «мерседесов», блинные лотки, мрачный утес Минфина (тьфу на него!), зады Политехнического музея и уже пройдя немало по Маросейке, он свернул у нарядной церкви в заезженный тесный двор.
Дел у него здесь не было и не могло быть. В храм Изотич вообще ходил редко, молился дома, уверенный, что Бог найдет его и на кухне. Особого вида постройки тоже из себя не имели, а единственной причиной, почему старик оказался там, было не угасшее за век любопытство, водившее его немало по свету – от предгорий Лхоцзе16 до загаженной щели на Юшет17.
В будке за стеклом шевельнулся ворон-охранник, крикнув, чтобы тот убирался.
Изотич вздрогнул и обернулся, не ожидая такой засады. Под ногой что-то предательски скользануло, взлетел и разбился над головой светящийся бледный шар – фонарь или круг луны, он не разобрал, навзничь упав во тьму.
Открыв глаза, Изотич обнаружил себя лежащим под медной рогатой люстрой, свисающей с высокого потолка. Там же вокруг нее по краю лепной розетки парили щекастые путти с луками, наведенными по углам – то ли с разбойной целью, то ли разя по сердцам влюбленных, что также квалифицируется разбоем, но приятным и поощряемым