– Ну-у… мы опять того, Мишек! – Варенька всплеснула руками, обращаясь к видимой части стража. – Удостоверенье свое посеяли, как только голову не забыли! – она глянула на мужа как на нерадивого первоклашку, которого не пускают в школу без дневника: мол, что с ним, паразитом, делать, а? – Научный сотрудник. Голова – капуста, хоть кол теши! Все ушло в мысли!
Этот ее «научный сотрудник» звучал как социальный приговор: не мог быть таковой дееспособен и годен к делам мирским. Впрочем, Илья, хватаясь за кривую соломину, тут же постарался сделать придурковатый вид, каким награждают интеллигентов в кино. Очки в этом деле изрядно помогали, спасали даже. Хорошо б еще, если в одном ботинке и пиджак вывернут – но одет он был, к сожалению, как положено, хотя для двухтысячных непривычно. Особо смущала шляпа, посаженная «супругой» ему на голову, несмотря на солнечную погоду.
Рыжий вахтер, между тем, метнул в него страшным взглядом из-под вихров, осуждающе поджал губы… и пустил в учреждение «под честное слово» (видно, не в первый раз).
«Тот еще разгильдяй, – заключил Илья про своего неведомого предшественника. – А как она ласково позвала ВОХРовца: Ми-и-шек… А?!», – недовольно добавил он, сам себе удивившись, поскольку ревновал к даме, которую знать не знал еще день назад.
В музеях, по роду дел, скупая кое-чего с заднего крыльца, и просто из склонности разглядывать исторические диковины, Илья частенько бывал, и тут, миновав с позором «вертушку», оказавшись в захламленной галерее, петлявшей косым зигзагом, он почувствовал себя гораздо уверенней. Важным открытием стало то, что, в сущности, ничего в этих местах не менялось – бывший там однажды видел и, считай, побывал в каждом из музеев страны на сто лет вперед. Даже старушки-смотрительницы, казалось, сидят все те же, пришпиленные временем к своим стульям, глядя на посетителей с сонной злобой.
Варенька растворилась, послав воздушный поцелуй «мужу», увлеченная какими-то своими заботами. Навстречу шагали другие люди – женщины и мужчины, одетые как в старых советских лентах. Многие с ним здоровались, на ходу делились пустыми фразами, совершенно не замечая подмены.
Сначала он чувствовал себя скованно, но вскоре поблагодарил человеческую природу с ее нерушимым инстинктом стада, и почти совершенно успокоился, когда над ухом воздух вдруг прободил зычный отрывистый контральто: