Один, щекастый мородоворот, перешел границу, попытавшись и ее вовлечь в разговор:
– А шо, гарна дэвчина, Лужанка Еухениевна? Нэ махнэти ж и вы своэю ручкой, как нам воздвихати товарыща комуныста?
Секретарь вскочила, поджав карминные губы – жест, не оставшийся без внимания, означавший по неписанным протоколам конец стихийного митинга и, возможно, конец подъехавшего нахала лично. По музейным скользнуло холодным взглядом, усмирявшим даже директора – на прочую шваль хватало одного глаза, и то с прищуром.
– Я вас лично прошу, Грыгор Богданович, удалиться в фойе. И вас, товарищи, тоже это касается.
Сослуживцы один за другим рассеялись, демонстративно утратив друг к другу интерес.
– Простите, простите, Лужаночка! – причмокнул губами какой-то похотливый сорняк за семьдесят, делая жест, будто хватает себя за щеки, и последним отчалил от стола. Ему девица, явно располагая, шутливо погрозила кулачком.
Илья вошел и смиренно опустился на стул у двери, желая быть незаметным. Секретарь ему неожиданно улыбнулась:
– Отчего на кофей не заходите, Илья Сергеевич? Пряники покупаю, покупаю, уже все посохли… – Лужана Евгеньевна надула губки, демонстративно отвернувшись к «ремингтону» – второму лучшему другу всех девиц – после бриллиантов.
Лист бумаги дернулся и застрял; агрегат, взбунтовавшись, холодно клацнул чем-то внутри, не желая отдать добычу и не желая печатать.
– Ой! Илья Сергеевич, вы мне не поможете? Оно опять зажевало!
Массивный предок «Ворда» казался живым. Не имея глаз, он угрюмо поглядывал на Илью, который неуверенно подошел, осмотрел бунтовщика с четырех сторон и наугад щелкнул какой-то пипкой.
Дама нажала пальчиком. Бумага раскрепостилась. Лужана Евгеньевна была счастлива. Илью сверлили взглядом завистники. Он молча вернулся к стулу под остервенелый стук клавиш, сделав вид, что ко всему безразличен.
Через минуту-другую из устройства, похожего на водолазный шлем, стоявшего на массивной тумбе, раздался резкий металлический звон. Секретарь вздрогнула:
– Господи, никак не могу привыкнуть! Ужасный, ужасный аппарат! – поделилась она невзгодой, ни к кому конкретно не обращаясь.
– Инновация! Терпите, свет очей наших, скоро резолюции будут по азбуке Морзе пересылать, – обнадежил ее какой-то добряк с хохолком, ищущий, куда поставить стакан.
– Я с ума сойду! – всплеснула руками девушка. – Дайте, я уберу! Что вы мечетесь, Ной Андреич? Стакан, стакан дайте! Товарищи, проходите, пожалуйста! Василий Степанович ожидают!