– Андрей Романыч, ты прости, что снова трезвоню, – просипел Костя, как только Лапшин оборвал вереницу гудков своим дежурным «да». – Я поеду, пожалуй. Волнительно как-то.
С того конца донесся неопределенный вздох, выражавший то ли недоумение, то ли упрек; а за ним последовало четкое указание:
– Нечего тебе там делать. Никуда не уходи, я скоро приеду с бутылкой коньяка. Готовь закуску.
***
Хрущевка Михеева всегда поражала Андрея чудным обстоятельством: в ней была предусмотрена одна-единственная раковина – конечно же, на кухне. Почему-то хозяев это не смущало: из года в год они мыли руки над ванной, мучая допотопный смеситель с непостижимо длинным носиком. У Лапшина сия конструкция вызывала ассоциации со сказками о великанах. Вот он пробрался в логово чудовища, все вокруг титаническое; даже обычный рукомойник настолько огромен, что Андрей мог бы поместиться в нем целиком…
Увы, иллюзия сохранялась ровно до тех пор, пока в поле зрения не попадало что-то еще помимо ванны. Квартиру Михеевых ну никак нельзя было назвать гигантской. По шкале от одного до десяти, где один – халупа, а десять – хоромы, Лапшин поставил бы ей максимум троечку, да и ту с натяжкой. С изрядной такой натяжкой. И хотя формально две комнаты – это ровно вдвое больше, чем одна, по факту каждая из них была настолько крохотной, что снос перегородки напрашивался сам собой. Михеевы, впрочем, до этого не додумались. А может, и нарочно отказались от перепланировки с прицелом на потомство.
– Когда, сказали, Антонина разродится? – уточнил Андрей, вытирая руки о махровое полотенце.
– Вроде к утру должна уже, – послышалось со стороны кухни. Костя строгал там сыр и колбасу – только сейчас, а ведь Лапшин велел ему озаботиться заранее. Наверное, Михеев до последнего не верил, что друг приедет его поддержать. – Ты только не говори ей, что мы тут пили.
– Так мы еще и не пили, – даже не порываясь помочь Михееву, Андрей плюхнулся на стул, выудил из сахарницы кубик рафинада и закинул его себе в рот. – А все из-за чего? Кто-то из нас двоих не подсуетился, когда надо было. И вот мы занимаемся приготовлениями – а должны бы разливать по третьей. Давай уже рюмки, не томи.
– Я серьезно, Андрей. Не говори Антонине, она не одобрила бы.
– Подкаблучник.
– Семейная жизнь – это череда компромиссов.