Вас я полюбила чистой, девичьей любовью. Если бы вы знали, как я была счастлива в те дни рядом с вами! Я ничего не боялась, даже смерти.
А сейчас мне страшно умирать, потому что я не одна. Бедное дитя моё, что ждёт его?! Умоляю вас: возьмите сына. Если ваша жена не захочет, отдайте его родителям. Они полюбят его, ведь кровь в нём – ваша… А если я выкарабкаюсь из когтей смерти, привезёте Амирчика обратно – и я буду растить его одна. Было бы хорошо, если бы его знали родственники и он знал их. Мало ли как может сложиться жизнь и его, и моя…
Повторяю ещё раз: к вам у меня нет никаких претензий. Я никогда не жалела и не буду жалеть о том, что было между нами на фронте.
С рождением ребенка я обрела счастье. Ах, если бы вы знали, как мне хочется жить! Я готова переносить любые тяготы, лишения, нужду, лишь бы все время видеть любимого Амирчика. Как мне тяжело! С трудом пишу. Нет сил…
Простите меня, ради бога, ради сына простите. Не побеспокоила бы вас, не дала бы знать о себе, если бы не моя болезнь. Надеюсь на вашу порядочность, доброту…
Если я умру после отправки этого письма, вам сообщат телеграммой. Умоляю вас, приезжайте тогда и возьмите сына к себе. А если выздоровею – не приезжайте.
Желаю здоровья вам, вашим родным, близким! Будьте счастливы. Марина».
Али-Султан молча положил письмо перед Амиром-Ашрафом. Склонив голову на грудь, Амир-Ашраф сидел неподвижно и тоже молчал. Он был так потрясён этим известием, что не мог вымолвить и слова.
Когда в комнату с шумом вошла Набат, Амир-Ашраф, испугавшись, что она может увидеть письмо, дрожащей рукой накрыл его. Али-Султан указал глазами жене на дверь. Набат вышла. Амир-Ашраф всё так же молча сложил письмо, сунул его в конверт и спрятал в карман.
– Давай заклею, – сказал Али-Султан.
– Не надо. Пусть Селим знает, что мне известно содержание письма, иначе я не смогу начать с ним серьёзный разговор.
– Что же ты намерен делать?
– Сам не знаю, ещё не собрался с мыслями. Но что-то надо делать. И немедля. Сегодня же! – решительно произнёс Амир-Ашраф.
Он встал с ковра и направился к выходу. У двери остановился, повернулся к Али-Султану и, приложив указательный палец к губам, тихо добавил:
– Прошу тебя, никому не говори об этом письме.
Али-Султан кивнул.
В комнату снова вошла Набат.
– Куда же ты, дорогой сосед, заторопился? Я вот плов несу. Ароматный, пальчики оближешь, – приветливо улыбнулась она Амиру-Ашрафу.