Уотт пытается окликнуть его, чтобы купить ему выпивку. Он не сделал бы этого, не будь пьян, потому что О’Нилу вообще не полагается здесь быть. Нынче ночью он избит до безобразия.
Скаут стоит у двери, оба его глаза подбиты, переносица опухла и рассечена, пиджак на плече порван. Кровь с подбородка он вытер рукавом, но не всю. На его щеках запеклась белая соль. Глаза у него слезятся – наверное, из-за сломанного носа. Даже О’Нил знает, что нынче вечером его не обслужат. Он просто ищет кого-то; наверное, того, кто должен ему деньги, из клуба «Гордон».
Уотт выкрикивает его имя:
– Чертов Скаут О’Нил!
Скаут слышит это и поднимает руку, в то же время осматривая бар в поисках своего должника. Он рассеянно улыбается Уотту. Ему только что выбили передние зубы.
Уотт и Мануэль видят это и смеются, хотя О’Нилу все еще должно быть очень больно. У него во рту рваная отекшая прореха, уцелевшие зубы окаймлены окровавленной слюной. Это смешно только потому, что это же О’Нил. Скаут О’Нил – сумасшедший. Где бы он ни был, Скаут всегда только что побывал в передряге, обычно связанной с деньгами, женщиной или кулачным боем. К концу большинства вечеров Скаут пытается подраться с тем, кто оказывается рядом, если уже не подрался. Все любят Скаута О’Нила. У него всегда есть деньги, и он честно говорит о своих наклонностях. «Я люблю драться», – говорит он. Если кто-нибудь говорит, что не любит Скаута О’Нила, то лишь потому, что задолжал ему. Как только долг уплачен, люди снова перестают на него сердиться.
Скаут О’Нил осматривает бар, но не видит того, за кем пришел. Идя обратно, в сторону Уотта, он перехватывает взгляд управляющего. Брэди, грубый большой ублюдок, вытирает пепельницы на стойке, но замирает, уставившись на О’Нила.
– Извиняюсь, – говорит Скаут, подняв руку в капитулирующем жесте и нырнув за стойку, словно для того, чтобы спрятаться.
Брэди, медленно приподнимая брови, наблюдает, как тот пробирается к углу, и спрашивает, неужели О’Нил и вправду хочет, чтобы его вышвырнули? В самом деле?
Оба они знают, что Скауту не место здесь с таким лицом, в такой одежде, в крови. Скаут нагло пренебрегает этим и отступает к Уотту.
Брэди направляется туда же.
– Эй! О’Нил!
– Пару минут, Брэди?
Брэди качает головой и предупреждающе бормочет, выдвигая условия, которые теряются в гуле бара: «Тебе лучше… черт, черт, черт, сынок», – что-то вроде этого; во всяком случае, что-то недовольное, но О’Нил получает двухминутную передышку. Он кивает в знак того, что принимает условия.