И прежде не раз приходилось Анне слышать слова этой песни, но тогда она не придавала значения им и даже не старалась запомнить. А в этот необыкновенный в её жизни день – день свадьбы – Анка почему-то повторила в уме несколько раз фразу «Шо променяв жинку на тютюн да люльку» и призадумалась над этими словами.
А в песне той пелось:
Ой, на гори той жницы жнуть,
А по-над горою яром, долиною казаки идуть.
Попереду Дорошенко
Виде своё вийско,
Вийско запоризьке, хорошенько.
Гей, долиною,
Гей, широкою…
А позаду – Сагайдачный,
Що променяв жинку на тютюн
Та люльку, необачный.
Гей, долиною,
Гей, широкою…
«Мини з жинкой не водиться,
А тютюн та люлька
Казаку в дорози знадобиться».
В тот вечер после свадьбы, оставшись наедине с Василием, Анка спросила:
– Скажи, как это мог Сагайдачный променять жинку на трубку и табак?
– А кто его знает, может, так только в песне поётся, – ответил Василий.
– Нет, так запросто о чём попало в песне не поётся, значит, случилось такое, что песнь сложили про это.
– Может быть, и случилось, – согласился Василий.
Помолчав с минуту, Анка снова задала вопрос:
– А ты, Вася, променял бы меня на что-нибудь?
– Да ты что, с ума сошла, зачем это я тебя вдруг менять стану!
– Ну, скажем, на хорошего коня? – не унималась Анка.
– Даже за целый табун не отдам, на весь мир не променяю. – Василий притянул её к себе и прижал так сильно, что Анка запищала.
– Любишь, значит, любишь? – спрашивала она.
– Люблю!
– За что?
– За глазки твои, похожие на небо. Когда ты, Анка, надеваешь серый платок, они становятся серыми, когда накинешь голубой, они становятся голубыми, а коли облачишься в синее, то и они становятся синими.
– А может, и я тож изменчива, – пошутила Анка.
– Нет, только глаза твои переменчивы, – поправил Василий.
Незаметно, словно радостный сон, пролетели эти дни. И вот она снова одна. Горькое чувство стеснило грудь.
Анка встала, погасила лампу, откинула от окна занавеску и снова легла. Поднявшийся ветер зашкодил во дворе, шурша листвой. Иногда он врывался в печную трубу и, глухо взвыв, уносился. Анка перевела задумчивый взгляд с потолка на небольшие оконца. Однообразная небесная темень заметно посветлела. От последней тёмной тучи, тянувшейся к северу, остался длинный шлейф, видневшийся в правом углу окна. Из-за белых клочьев облаков выглянула луна. На остальном тёмно-синем полотнище неба мелкой россыпью золотых искр светились звёзды. Бледный свет луны слегка осветил комнату. Полоски света выбивались из щелей дверцы догоравшей печи. Эти полоски тянулись к другой стене, на которой за тонкой ситцевой занавеской висела старая одежда Василия. Анка невольно глянула на занавеску, и ей показалось, что она шевелится. Анка закрыла глаза, потом снова открыла и опять заметила движение за занавеской. Не отдавая себе отчёта, она встала с постели, смело подбежала к ней и быстрым движением руки ощупала висящую за занавеской одежду.