Видимо, учителю истории Ольховскому чужды такие понятия, как критическое отношение к преподносимому материалу. Должно быть, и успевающие ученики, и те, кто едва тянутся на тройки, должны мыслить стандартно – так, как учит Ольховский согласно требованию устаревшей советской педагогической науки.
Кроме того, историку Ольховскому, похоже, неведомо, что в военно-воздушных частях рискуют не только в военное время, но и в мирное. И в генералы пробиваются люди достойные, бесстрашные, самоотверженные, а не хлюпики из стройбата или пехоты, которые перед наступлением могут натереть пятку камнем до крови, чтобы отсидеться в медсанбате или в гостях у тётки. Однако Ольховский воздержался от спора с соседом, потому что знал Дудаева по базарной болтовне, а Шамиля, согласно его утверждению, он «знал, по-видимому, ещё меньше» – только то, что ему втолковывали школьные учебники, утверждавшие, что Шамиль был «ставленником Турции и шпионом Англии».
Потребности же выяснить истину наш горе-историк не чувствовал.
И вдруг, почувствовав эту самую потребность, приступил к сбору материалов и в одночасье решил проблемы, связанные с Шамилём, прошлым и настоящим Кавказа, которые с трудом удавалось в течение десятилетий решать маститым знатокам истории.
Судя по сумбурному изложению хрестоматийных истин, выдумкам и отсебятине, невольно задаюсь вопросом: на что рассчитывал автор? Где соответствие названию статьи? В чём заключается желание лидеров быть выше Кавказских гор? И как можно, «кратко обрисовав Дагестан и Чечню дошамилёвских времён, представить весь Северный Кавказ»? Этой последней фразой Ольховский лишний раз подтвердил свою склонность к изложению «исторической халтуры».
Если автор ставит перед собой задачу осветить какой-либо исторический вопрос, спрашивается, зачем ему бесконечными отступлениями то в древность, то в Средние века и современные события смешивать, как говорится, «божий дар с яичницей».
При чём тут анты, жившие на Кавказе в I–III веках, «которые отступили на Север под натиском готов»? И зачем целую страницу посвящать жестоким нравам и беззакониям кумыкских феодалов, сдувая пыль со школьных учебников?
Разве русские феодалы, в отличие от прочих, были более гуманны, мягкосердечны и не чинили расправу подвластным? Удивительно также и стремление автора задеть какой-нибудь народ в ходе повествования. Из каких источников, например, им взят факт набегов калмыков на кумыкские земли? Автор отмечает, что в 1861 году в Дагестане было 1628 мечетей и современник Шамиля учёный Абдурахман писал, что «у муллы доходов много, а дел мало».