А на самом деле он знал, что когда нападает собака, бежать нельзя, надо присесть. Это значит, что человек сдается и собака не тронет, если она не бешеная. Так поступают люди, если где-нибудь возле коша на них нападают чабанские волкодавы.
Я обхватила руками шею Китмира и сказала Нее:
– Иди, он не тронет. Будем считать, что твой Аргут и мой Китмир по силе равны.
На это компромиссное соглашение я пошла, учитывая, что Иса был постарше и посильнее меня и при встрече в удобном месте один на один мог надавать мне тумаков.
Придя домой после выигранной «собачьей дуэли», я присела на краешек дедушкиного матраса и спросила:
– Дедушка, ты не знаешь, что означают клички Китмир и Аргут?
– Это собачьи клички, – ответил дедушка.
– Я знаю, что клички, а сами слова что означают?
Дедушка задумался, потом ответил:
– Не могу сказать, в нашем языке встречаются слова, значение которых никто не может объяснить.
Позднее, когда я жила в городе, в городской библиотеке мне попалась потрепанная книга, изданная до революции. Я очень любила читать и выбирала потрепанные, потертые книжки, зная, что они зачитаны, потому что интересны. Это был сборник очерков старого царского офицера, участника Кавказской войны.
Читая описание набега мюридов первого имама горцев Дагестана Кази-Муллы на темирханшуринское укрепление, я обратила внимание на два слова «донгуз Аргут». «Донгуз» означает «свинья», а «Аргут», оказалось, от фамилии Аргутинский.
О командующем войсками на Кавказе генерале-фельдмаршале Моисее Захаровиче Аргутинском я читала много. Это был мужественный человек, талантливый полководец, выигравший множество блестящих сражений в борьбе с непокорными горцами.
Кроме всего, генерал Аргутинский как мужчина был истинным рыцарем. Он презирал трусость, не терпел изменников, не признавал шпионов и лазутчиков. Ему были чужды вероломство, слепая месть и многоликость, свойственная дипломатам. Нескрываемой концентрацией сил, видимой подготовкой к действиям, открытым движением он предупреждал противника о готовящемся наступлении. Грузный, немногословный, несуетливый, он восседал на своем коне с полузакрытыми глазами, и казалось, был погружен в дремоту. Но в критические минуты он оживал и, как азартный игрок, неожиданно меняя ход, стремительным ударом решал исход боя.
Даже сам Имам Шамиль – легендарный вождь свободолюбивых горцев – относился к генералу Аргутинскому почтительно, как к достойному противнику. История сохранила в летописи движения горцев такой факт: когда на склоне лет фельдмаршала Аргутинского разбил паралич, один из наибов Шамиля, бывший царский генерал, илисуйский султан Даниель-Бек, изменивший России, перешедший на сторону Шамиля, принес последнему «радостную» весть: