Шпили Акаланте вынырнули прямо под ними, и Джиад поняла, что они плыли к городу напрямую, как и в ту ночь, когда рыжий её отпустил. Прямо – и вниз. Дворец надвигался стремительно, черноту его силуэта испещряли голубоватые и желтые светляки туарры в окнах. Похоже, многие там то ли встали спозаранку, то ли вовсе не ложились. Салту заложил последний поворот, от которого Джиад, будь она сыта, могло бы и вывернуть, застыл перед темным проемом в стене, где-то посередине между крышей и дном. Ну да, им здесь лестницы не нужны…
– Как вы, госпожа избранная? – в голосе Ираталя, соскользнувшего со спины рыбозверя и пристально смотрящего на Джиад, слышалось беспокойство. – Все хорошо?
Джиад кивнула и тоже попыталась слезть, сразу почувствовав, что невольно соврала – никакого «хорошо» и близко не было. Голова кружилась, пустой желудок скрутило жгутом, а перед глазами бешено мелькали разноцветные искры.
– Ваше величество… – услышала она сквозь плотную темную пелену, застелившую все вокруг.
Что-то говорил Ираталь, что-то отвечал ему король – Джиад, запрокинув голову, пыталась отдышаться, с бессильным отвращением думая, что силы, дарованные Малкависом, на исходе. Промедли она в предгорьях, не помоги ей Лилайн добраться до моря – и жрецы могли бы хвост узлом завязать, объясняя, как погубили избранную вместо того чтобы добыть. А что, хороша была бы шуточка…
К её губам прижалось горлышко кувшина, в рот полилась горьковатая влага, уже знакомая по прошлому разу. Джиад глотнула, допила до конца и, дождавшись, пока перед глазами немного прояснится, отдала кувшинчик подплывшему Невису.
– Быстрее, – умоляюще сказал старый целитель, заглядывая ей в глаза. – Госпожа избранная, прошу вас…
Её тащили за руку по коридорам, залитым светом туарры, и даже это мягкое сияние казалось тревожным, лихорадочным. Дверь – та самая, будто и не было недель свободы. И комната – знакомая и незнакомая одновременно. У стены клетка с мечущимся рыбёнышем. Надо же, как вырос… Погоди, малыш, не до тебя пока. Остальные стены от пола до потолка заставлены какими-то сложными приборами: зеркала, стеклянные трубки, сосуды с разноцветными жидкостями, то искристо мерцающими, то густыми, непрозрачными. И посреди всего этого до омерзения знакомая кровать с распростертым телом. Мертвой змеей стелется по подушке тусклый рыжий жгут волос. К рукам, до синевы белым, почти прозрачным, тянутся стеклянные трубки, уходя в кожу хищными иглами. Даже хвост, всегда сияющий перламутром, поблёк, и безжизненно свешивается с ложа обвисший плавник. Лицо…