Я отлично понимал друга, хоть мне и не довелось пережить то, что он. История Блатного не из приятных, и, если задуматься, любой на его месте просто искромсал бы девчонку и отправил ее папаше по кускам.
То, что Мишкеев сделал с семьей Мишки двадцать лет назад, было чудовищным.
Ни один кодекс не допускал подобного. Ворваться к нему в дом, изнасиловать беременную жену, а потом убить ее…
На такое был способен только самый отмороженный ублюдок.
Не будь я свидетелем произошедшего, в жизни бы не поверил, что подобное возможно. А ведь мы когда-то были друзьями…
Я, Мишка и Ваня.
Только вот дружба дала трещину, когда Светка выбрала Мишу, а не обеспеченного Мишкеева, привыкшего получать всё, что пожелает. У него тогда словно кукушку снесло, но мы не обратили на это особого внимания. Не до него нам было. Мы с Блатным только-только начинали свой путь к успеху. Это были суровые девяностые, когда приходилось буквально выгрызать свой кусок хлеба. В руки начали идти первые легкие деньги, и мы словно проклятые пропадали целыми днями, а то и сутками, решая вопросы братвы.
Миша потом долго не мог оправиться, виня себя в беспечности. В том, что не уследил за женой.
Света была на седьмом месяце, и я никогда бы не подумал, что друг, которого все боялись, может быть таким сентиментальным, когда дело касалось его нерожденной дочери.
Маша
Когда первый шок проходит, начинаю думать, как мне выбраться из этого дома на отшибе. Понятно, что меня привезли в очень удаленное от цивилизации место, но мне плевать, пусть даже пришлось бы перейти пустыню Сахара на своих ногах.
Я должна сбежать. Иное хуже смерти. Мне нужно выбраться отсюда во что бы то ни стало.
Бежать мне отсюда, по сути, некуда, но и оставаться тут тоже нельзя.
Сидеть тихо? Почему тихо? А что будет, если я закричу? Может быть, меня спасут?
Да ну, глупости. Вряд ли эти серьезные мужчины так беспечны, что не позаботились бы о крепком замке и невозможности сбежать.
Но что же мне делать? Сидеть в этом тесном платье, да еще и в наручниках ужасно неудобно. Тело начинает жутко ломить, скованные руки ноют.
Пытаюсь подняться и подобраться к двери, подергать за ручку. Конечно же, дверь закрыта, иного быть не могло. Но не попробовать я не могла.
Глаза жжет от подкатывающих слез, горло сдавливает спазмами страха, дыхание застревает в груди. До боли кусаю губы, изворачиваясь изо всех сил, чтобы хотя бы нормально устроиться на широкой кровати в этой спальне в темных тонах.