Да, это было жутковатое существо. Безусловно, в женском обличье.
Самой заметной, во всех смыслах этого слова, частью ее облика был
торс, как у Венеры Милосской. Обнаженный и идеальный — но, как у
статуи, не имеющий ни рук, ни ног. Вместо них от бедер и плечей
существа текли тени, лохмотья тьмы, заставляющие вспомнить
дементоров. Только не такие, хм, рваные. Напротив, это была густая,
плотная тьма.
Тени формировали то ли щупальца, то ли крылья — и по краешкам
этой клубящейся массы выглядели особенно твердыми, будто когти
летучей мыши. Не возникало сомнений, что эти конечности очень даже
материальны и могут служить своей обладательнице самым разным, в
том числе неприятным для меня образом.
Половины лица тоже не было. Подбородок и рот — столь же изящные,
как и тело, но выше — снова сгусток чернильного мрака, по форме
точно клобук монашки. Ну а над ним — надпись:
Ламиа, темное божество, 224 ур.
Честно говоря, надпись неслабо так успокаивала, возвращая
реальности ее виртуальный статус. А то было бы совсем
некомфортно.
...Я преклонил перед богиней колено. Одно. Нечего тут.
Та хмыкнула.
— Давно… давно я не видала подобного. Тем более в исполнении
Спящего. Ведь ты — Спящий, маленький кровосос?
“Спящими” в Терре все NPC называли нас, игроков, имея в виду,
что мы можем из игры выйти. Здесь для нас как бы сон, а там — явь;
но для них, неписей, недоступная и как бы ненастоящая. Я склонил
голову.
— Истинно так.
Непись — она и есть непись; всегда понятно, как с ней общаться.
Богиня — значит, чтобы все было хорошо, требуется выказать ей
почтение. Изи!
— Но я вижу, смертоносная Ламиа, что одного Спящего ты уже
повергла, — киваю на голову полудемона.
— Не навсегда, — раздраженно дернула темным крылом Ламиа. — К
утру его глупая мертвая голова исчезнет, и он воскреснет на
побережье.
К утру?! Ничоси, она игрокам респаун умеет откладывать! Какая
вредная барышня!
— И чем прогневал жалкий полудемон великую богиню?
Свист. Одно из крыл Ламиа темной молнией ударяет мне прямо в
лицо; черный жгут захлестывает мне шею и рывком, точно куклу,
подтягивает меня к ее к безглазому лику.
Повиснув в полуметре от ее головы, ощущаю течение холодного
ветра. Нет запаха, только сырой, замогильный, чуждый сквозняк,
исходящий от этих туманных крыл.
— Вопросов задавал много, — сообщает мне Ламиа и швыряет назад,
на тушу медведя.