— Одежду доставили за несколько часов до нашего приезда. Это не проблема, — пожимает плечами, сохраняя на лице выражение ледяного безразличия.
Вглядываюсь в непроницаемые черты, пытаясь найти в них хотя бы тень какой-то эмоции, но не могу. Он спокоен, холоден, отстранён, как и всегда. От этой отчуждённости мне становится зябко. Не в прямом смысле слова. Душевно.
Я как слепой котёнок себя ощущаю. Блуждаю где-то в темноте, в поисках тепла и света, но каждый раз вокруг один сплошной мороз.
Сейчас, в этот самый момент, я действительно чувствую боль от потери мамы. Хоть я и не вспомнила её, даже внешне. Но я бы хотела, чтобы она была рядом. Чтобы пожалела меня, погладила, прижала к себе сильно-сильно и сказала, что я не одна и всё будет хорошо. Ведь так обычно делают мамы?
И ты как-то сам собой успокаиваешься. Потому что словам матери всегда веришь. Для ребёнка это неприложная истина. Что-то обязательное, неоспоримое, неизменное.
Смогу ли я когда-то её вспомнить? Я бы хотела ощутить её тепло хотя бы в своих воспоминаниях, если в реальности это больше мне недоступно.
И что будет, если воспоминания так ко мне и не вернутся? Какой будет моя жизнь теперь? В ней никогда больше не будет тепла? Ведь никто и никогда не станет любить меня так, как любила мама. Просто не сможет.
От этих мыслей мне сводит горло. Так сильно, что оно начинает болеть. Зажмуриваюсь, стараясь отогнать от себя ненужные мысли. Я не хочу плакать, но слёзы сами начинают скатываться, горячими каплями стекая по щекам.
Грубая ладонь дотрагивается до моего лица, и я чувствую, как Костя большим пальцем стирает слёзы с моей кожи.
Но он молчит. Как и всегда.
Клянусь, те чувства, что я испытываю к этому мужчине, настолько противоречивы, что иногда мне кажется, меня от них разорвёт.
Я не помню его. Совсем. Только глаза. Но сейчас, в этот самый момент мне кажется, что я знаю его так хорошо, как никого и никогда в этой жизни. Знаю, что этому мужчине чуждо сострадание, жалость, понимание. Я знаю это. Даже не смотря на то, что совсем его не помню.
— Прими душ, Лера. — грубый голос, звучащий скорее как приказ, заставляет меня открыть мокрые веки, и я снова встречаюсь с этим ледовитым океаном, бушующим в глазах мужчины.
— Вы сказали, я могу задавать вопросы, — выдавливаю из себя, вместо того чтобы сделать так, как он мне велел.