Можно долго рассказывать о том, как я брёл наугад по глубинам
собственного подсознания, как постепенно всё лучше ощущал, что в
этом месте заключена не только моя память, но и нечто большее,
причем не принадлежащее мне, как в какой-то момент я наконец ощутил
далеко впереди некую границу, к которой и двинулся...
Это было долгое путешествие — долгое по моим внутренним
ощущениям, ибо здесь понятие времени было лишь весьма относительной
условностью, а не твердой константой, как в мире материальном. Но
если говорить лишь о том, что я сумел более менее точно понять, то
тут всё просто.
Во первых — существовала некая печать, наложенная на мою память.
Накладывал её однозначно я сам, в этом я был уверен полностью, хотя
причин, заставивших меня это сделать, я пока и не знал. Во вторых —
здесь было нечто, что не принадлежало мне и что я старательно
отгородил от себя до тех времен, пока не верну себе всю прежнюю
мощь. В третьих — многие воспоминания о прошлой жизни, доступом к
которым я обладал изначально, были либо скорректированы, либо
слишком однобоки, без полноценного контекста всей ситуации. И
сделал это, скорее всего, тоже я сам...
К примеру факт моего перерождения в этом мире с сохранением
своей прежней личности и, что важнее, основы былого могущества —
Семи Молний. Я твёрдо знал, что это некий дар народа фейри,
полученная в ответ на мою помощь благодарность этого народа... Но
вот что это за помощь была, кто такие эти фейри и на кой черт
вообще существам, чьи познания в магии настолько глубоки, что
позволяют управлять жизнью и смертью на подобном уровне — ничего из
этого я вспомнить не мог.
А ещё блуждания в серой хмари немного приспустили меня с небес
на землю. Сила Души, которую я почитал почти безграничной и надежно
защищающей мои дух и разум, здесь, в этих местах, расходовалась с
громадной скоростью — чары, что для выглядели серым туманом, без
труда истощали казавшийся прежде неиссякаемым океан моей энергии.
Что вновь напомнило мне одну из главных истин магии — сила, не
подкрепленная навыками и знаниями, почти бесполезна.
В конце моего пути я увидел и границы той самой печати,
ограждающей мое сознательное от бессознательного. Вздымающая до
самых небес антрацитово-черная, блестящая поверхность поражала
своей монументальностью. Даже туман, что до того казался мне
сложнейшей из виденных мною магических конструкций, отступал от
этой стены, опасливо жался в глубь себя, словно опасаясь к ней
приближаться.