Сначала Генрих был мужем той самой
королевы Марго – притом, на свадьбе за жениха был брат невесты, а
сама свадьба закончилась Варфоломеевской ночью, словом, отлично
отметили. После того как Генрих стал королём, он развёлся с женой.
Но у короля Франции были те же проблемы, что и у семейства дю
Плесси (дайте денег!), потому он женился на пышной и сварливой
итальянке Марии Медичи. За мужа на свадьбе опять был другой
человек, правда, резнёй на сей раз дело не кончилось. Зато Генрих
за глаза вовсю обзывал свою жену «толстой банкиршей», она его тоже
обзывала по-всякому, и ещё супруги активно навешивали друг на друга
рога. Пятидесяти-с-лишним-летний Генрих – со всякими разными, а
сварливая Медичи – с двумя итальянцами Орсини и одним Кончини.
Генрих наделал своим любовницам
неистовое количество внебрачных детей. Мария Медичи в ответ родила
шесть детей (неизвестно от кого, но на всякий случай тоже записали
на счёт Генриха). Из детей особо важными для повествования будут
мамочкин нелюбимец Людовик и мамочкин любимец Гастон (да, прямо как
злодей в диснеевских «Красавице и чудовище»). Особо важных для
повествования детей воспитывала, на секундочку, в том числе бывшая
королева Марго – такой вот круговорот жён в природе.
Получается, французский двор тех лет
представлял собой наваристый такой бульон из фаворитов, фавориток,
старых миньонов, злющих феодалов, происпанской партии, разных
министров… И вот сюда-то с размаху заныривает епископ
Люсонский.
Бульк от погружения вышел вялый. Нет,
Генрих на молодого епископа внимание обратил и даже стал называть
его «мой епископ». А денег и земель не дал и положения не дал.
Тогда Ришелье начал потихоньку
создавать рецепт, которыми сейчас пользуются модные коучи. Первым
пунктом в рецепте значилось «Прояви себя».
Проявить себя при дворе было
затруднительно, и Ришелье совершил немыслимое. Он поехал в свою
епархию в Люсон, чтобы проявлять себя там.
Люсонская епархия, объявленная полем
для экспериментов по проявлению себя, вздрогнула и попыталась
болезненного епископа подспудно устранить при помощи своей нищеты,
грязноты и всеобщего запустения. Того, другого и третьего хватало –
Люсон был чуть ли не самой бедной епархией Франции. Голые стены
бывшего епископского дворца посматривали ехидно, как бы говоря «И
шо ты сделаешь?» Священники не знали латынь, но могли сходу сдать
экзамен на профессионального сомелье. Насчёт целибата тоже не все
были в курсе, потому от скуки делали детей.