– Вы учились вместе?
Я опустил вопрос.
– Он на день раньше сдавал курсовые, быстрее готовился к коллоквиумам. Чуть лучше сдавал экзамены. – Я коснулся коленом её колена (естественно, намекая). – Знаешь, его очень нервировали зачёты. Три буковки "зач" в зачетной книжке не позволяли ему отличиться.
– А водород?
"Смотри-ка! – удивился я, и уважительно погладил Ингрид (догадайтесь, где), – ухватила суть. Видимо, у этой пигалицы есть профессиональные способности. С виду дурында, однако, сообразила… или по интонации услышала?"
– Водородом должен был заниматься я. Это была тема моей диссертации. – Я замолчал, ситуация требовала драматической паузы. Она, естественно, спросила, что было потом. – Потом заведующий кафедрой Бакштейн Павел Николаевич (он был нашим – моим и его – руководителем) решил, что эта тема ближе Зорину: "Там нужен кураж, Серёженька! Блеск мысли,– так он сказал. – Аркадий справится лучше. Он найдёт нетривиальное решение". Всех без исключения мужчин на кафедре старикан называл уменьшительно. Все для него были Толиками, Валеньками, Серёженьками, Васеньками, и только Зорин оставался твёрдым и незыблемым Аркадием.
Мне было обидно. До слёз обидно. До ужаса, до рези в животе. Нет, не потому, что я оказался Серёженькой на фоне великого Зорина, я страдал из-за диссертации. Я занимался металлическим водородом с самого начала. С первого дня в институте и даже раньше, ещё в выпускном классе…
"Засранка таки заставила меня откровенничать!" – я погрузил губы в мартини. Ингрид смотрела на меня в упор, будто я был диковинным зверьком. В её взгляде отсутствовало сочувствие, и я ей за это благодарен.
Она спросила, чем окончилась дело? Я ответил, что пока ничем. Водород оказался крепче, чем мы (наивные юнцы!) полагали.
– А завкафедрой Бакштейн? – спросила Ингрид. – Что он? Это его промашка?
Я ответил, что Бакштейну, по большом счёту, плевать:
– Брокер не остаётся внакладе. Клиент может заработать или спустить всё до копейки – брокер имеет процент с покупки. Или с продажи. Вот и всё. Он в приработке всегда, при любом для клиента финале.
Мы вышли на воздух. Солнце опустилось к горизонту и за домами (в тени) стало почти комфортно. Я взял её за руку (разумеется, она была прохладной), и мы пошли вдоль бульвара. В сквере бил фонтан, и когда налетал ветерок, его брызги разбегались радужным веером. Я сказал, что маленькая радуга – тоже радуга. А значит, под одним из её концов зарыт горшочек золота. Она рассмеялась. Полагаю, именно в этот момент она решила, что останется в моём номере до утра. Впрочем, я иногда бываю слишком самонадеян.