– Ничего, Катюша. Сейчас я приду в себя, дай мне две минуты. Эй, – крикнул он забившейся в угол Марте, – сделай-ка мне кофе. И где тут у вас кухня?
Я проводила Максима в столовую. Он рухнул на стул, разбросал ноги, натужно сопя, начал шарить по карманам, недовольно бубнил себе под нос:
– Да где же… мать его… я что, в машине оставил? А, вот.
Он бросил на стол маленький пакетик, достал из бумажника кредитку. Пару минут я с каменным лицом наблюдала за этой отвратительной пьяной вознёй с порошком.
– Осуждаешь? – скривился он, будто кожей почувствовав мой презрительный взгляд.
– Ты взрослый человек, Максим. Тебе решать, что тебе делать со своей жизнью.
– Ну да, – невнятно промямлил он и поднял на меня подёрнутые розовой алкогольной влагой глаза. – Будешь?
– Нет.
– Давай, малышка. Хочу, чтобы мы были на одной волне.
– Нет, – повторила я тем же бесстрастным тоном. – И не называй меня малышкой, мне это не нравится.
Какое-то время он буравил моё солнечное сплетение невидящим тяжёлым взглядом, потом сморщился, оскалился:
– А я сказал, будешь. И без разговоров. Хватит строить из себя невесть что.
– Максим, ты не можешь заставлять меня принимать наркотики.
– Кокаин – это не наркотик, милая. Всего лишь стимулятор. Давай-давай, хочу разбудить в тебе мартовскую кошку, хочу почувствовать тебя. Мы чудесно проведём время.
– Ты, кажется, перепутал меня с одной из своих шлюх. Здесь тебе не бордель.
Я сказала просто так, наугад, но, кажется, попала в точку, потому что он не нашёлся, что ответить. Медленно жевал жвачку, перекатывал её во рту. Как будто голова его была слишком тяжёлой для того чтобы держать её ровно, смотрел на меня исподлобья. Я пыталась выдержать его взгляд, словно моя жизнь зависела от того, справлюсь я или нет, казалось, если я дрогну, он сорвётся с места и вцепится мне в глотку. И вдруг я разглядела что-то очень страшное в тёмной глубине его зрачков. Меня как будто на секунду засосало внутрь него, и там мне пришлось столкнуться с жестоким и бесчеловечным демоном. Тело сковал холод. Я почувствовала себя как на допросе, не хватало только яркой лампы, развёрнутой прямо в лицо.
– Я знаю, почему ты отказываешься, – заговорил наконец Максим. – Боишься, что язык развяжется, боишься наговорить лишнего. На некоторых кокс действует именно так, может, это твой случай? Не вижу других причин кобениться. Боишься разболтать немножко правды, ммм?