— Иди, помойся, конечно! —
всхлипывала она. — Господи, я же сейчас умру от смеха! И ведь
рассказать-то об этом никому нельзя!
Она хохотала так еще несколько минут,
чем привела в совершеннейшее недоумение своего нового
протовестиария(4), который сменил недавно умершего старика. Евнух
еще не знал, что этому недалекому варвару-охраннику позволительно
вести себя подобным образом в присутствии царственной особы.
— Стой! — сказала она уходящему дану.
Он посмел повернуться к ней спиной. Еще одно немыслимое нарушение
церемониала, которое сходило с рук только ему. — Ведь ты хотел меня
о чем-то попросить! Ведь так?
Вместо ответа Сигурд снял шлем,
размотал цветастый платок и стыдливо обнажил неровно обросшую
голову.
— Вот! — показал он пальцем на висок.
— Араб булава ударить. Тут в кость дырка есть. И в ноге две раны.
Меня Стефан спасать. Ему нельзя быть в Кесария идти. Он ведь знать,
что его в цепи заковать в Кесария. А он все равно пойти. Из-за меня
пойти. К лекарю везти Сигурд, день и ночь везти. Жизнь спасать.
Сигурд долг есть перед Стефан. Госпожа отдать Стефан Сигурд?
— Так вот откуда у тебя этот
перстень, — нахмурилась императрица. — Я не могу отпустить Стефана.
Он изменник. Он жив только потому, что... Впрочем, это тебя уже не
касается. Он умрет в заключении, Сигурд. Такова воля нашего
повелителя.
— Еда отнести! Вино немного! — Сигурд
смотрел на нее таким умоляющим взглядом, что головная повязка,
расшитая драгоценными камнями, качнулась вниз. Императрица Мартина
дарует эту милость своему верному слуге, но он должен ее заслужить.
Ведь уже много дней она спала, как младенец, зная, что ее покой
охраняет этот человек, не знающий ни страха, ни сомнений, готовый
отдать жизнь за другого. Ведь тут, в Константинополе, больше не
осталось подобных людей. Мартина, которая проникала в души людей
своим звериным чутьем, знала это совершенно точно. Вокруг нее
крутилась одна гниль, которая предаст, как только переменится
ветер. И тут повелительница мира поймала себя на мысли, что жутко,
до скрежета зубовного завидует неверному доместику, отчаянному
игроку, не раз ставившему на кон свою собственную жизнь. Ведь у
него есть брат, готовый начать за него войну, и друг, который готов
за него умереть. Непрошеные слезы пробежали по щекам, прорезанными
горькими складками у рта.