- Я спать, ты сторожить, - сказал
Сигурд напарнику. – Потом я сторожить, ты спать.
- Не положено, - воровато оглянулся
воин. – Десятник увидит, шкуру спустит.
- А ты сказать, что я замки
проверить, - посоветовал ему Сигурд. – Ты громко сказать, я
услышать и проснуться.
- Ты голова! – просиял мечник. –
Ложись, а я потом. Куда они отсюда денутся?
Десятник в ту ночь не пришел. Да и
как бы он пришел, если к нему заявился сам полусотник с кувшином
вина, и они засиделись до утра. И впрямь, парни на посту опытные.
Чего их проверять лишний раз.
Горец захрапел, улегшись на топчан в
свободной камере, а Сигурд пошел дальше по коридору, где сидел тот,
чью жизнь он должен взять по приказу своей госпожи. Он отодвинул
засов и приоткрыл дверь, поморщившись от потока спертого воздуха,
царившего в крошечной клетушке. Там не было окна, и не было воды,
чтобы умыться. Там вообще не было ничего, кроме топчана и ведра,
которое уносили раз в день. Есть и пить давали тоже раз в день, а
свет проникал сюда из маленького отверстия в двери, куда падали
блики факелов. Впрочем, на стене еще висела икона. И именно
общением с господом занимались здешние узники, пока окончательно не
сходили с ума. Немногие выходили отсюда, если только их родня не
вымаливала прощение у мстительных императоров. Или не покупала
его…
- Проклятье! – даже тусклый свет
масляной лампы, который ворвался в камеру, ослепил несчастного
узника, который привычно зажмурил глаза и прикрыл их рукой.
Сигурд аккуратно поставил лампу на
топчан и ударом кулака в темя погрузил заключенного в беспамятство.
Дан нежно подхватил упавшее было тело и бережно уложил его на пол.
Он сел на грудь узника и, сжав его грудь коленями, накрыл рот и нос
огромной ладонью. Тело под ним подергалось пару минут и затихло.
Все было кончено. Сигурд положил убитого им на топчан и критически
посмотрел на дело рук своих. Госпожа будет довольна. Бывший
куропалат Феодор, которого было сложно узнать в этом изможденном,
всклокоченном оборванце, выглядел совершено обычно. Так, словно
умер во сне, как часто здесь бывало. Никого не взволнует эта
смерть, ведь именно для этого людей сюда и сажали. Сажали тех, кого
было страшно отпустить даже на острова, лишив глаз и носа. А вот
Стефана здесь не было. Он не должен был умереть. Слишком уж ценен
он был в долгой игре государей, словно старший козырь,
приберегаемый умелым игроком до самого конца.