—
ЖЕНЯ, ОТКРОЙ! — орет он из коридора.
Я
кручусь юлой в поисках чемодана, сдираю с вешалок вещи мужа: пиджаки, свитера,
безукоризненно выглаженные рубашки; скидываю с полок сложенные в аккуратные
стопки футболки, брюки с джинсами, нижнее белье. У моих ног образуется
приличная гора из его одежды, которую я принимаюсь с лихорадочной быстротой и
неряшливостью запихивать в чемодан.
—
ЕСЛИ ТЫ СЕЙЧАС ЖЕ НЕ ОТКРОЕШЬ, Я ВЫЛОМАЮ ДВЕРЬ!
Боже,
я же оставила там Анютку… Совсем одну… На съедение кровожадным монстрам —
непониманию происходящего и всепоглощающему страху. Однако чудовища, настигшие
меня, не дают расслабиться ни на миг и думать о чем-либо, кроме испытываемых
мук. Они прогрызают путь внутрь, ломают кости, рвут органы на мелкие клочья. Я
не могу дышать — из горла вырываются булькающие, надрывные звуки, словно
захлебываюсь в собственной крови.
Это
не просто боль. Это что-то неподвластное описанию. То, что на ум не придет и не
приснится в самом жутком кошмаре. Выворачивающее наизнанку смятение, свербящий
под кожей стыд, что до этих пор жила в какой-то сказке, перемалывающее мозг в
кашицу, точно буровым долото, разочарование в близких людях.
Я
втрамбовываю ногой набросанные как попало вещи Марка, но, честно говоря, мне не
хочется отдавать их ему. Я бы лучше сожгла все до последней пары носков. Вместе
с ним. Вместе с Аделиной. Вместе с этой чертовой кухней, где их застал Ян… Гори
оно все синим пламенем!
В
ноздри ударяет отвратительный запах чего-то гниющего и отсыревшего. Дом, в
котором, как мне казалось, я была в безопасности, тонет в зловонном предательстве.
На секунду мне мерещится, что безупречно-белый потолок, ровные стены
коричнево-бежевого цвета и паркетная мозаика покрыты черной плесенью. Без
единого просвета…
От
тлетворного запаха желудок скручивает сильный спазм.
Я
зажимаю рот ладонью и, спотыкаясь о раскрытый чемодан, бегу в ванную, которая
была нашей с мужем.
Была.
Ванная,
квартира, дача.
Поездки
на отдых, тяжелые болезни, и радость в здравии.
Все
принадлежало нам.
Все
воспоминания за последние пятнадцать лет наши, в каждом мы — неделимое целое.
Пятнадцать
лет. Треть жизни. Я посвятила себя этой любви и этому мужчине.
Когда
я склоняюсь над унитазом, раздается страшный грохот. Должно быть, Марк исполнил
обещание и выбил дверь. Но треск слетающего с петель дубового массива соизмерим
оглушительностью с взрывом водородной бомбы. Звон в ушах настолько сильный, что
я не слышу его шагов.