Полсекунды я не слышал ничего, кроме потока ветра и бешеного биения своего сердца. Потом мы грохнулись на землю, и я всем своим весом в сто восемьдесят фунтов придавил тело противника, окунув его лицом в грязь. Глухой треск дал понять, что от падения бугай сломал себе несколько ребер. Я скатился с него и поднялся на ноги. Во мраке улицы луна казалась ослепительно-яркой. Я глубоко втягивал воздух, чувствуя, что с головы сочится кровь. Парень с рябым лицом попытался привстать, но я ударил его ногой по голове. Он простонал и перестал шевелиться.
Я смутно сознавал, что в результате падения повредил себе лодыжку, но был еще слишком взвинчен, чтобы чувствовать боль. Надо было спешить и завершить дело прежде, чем мое тело начнет стонать от причиненного ему вреда.
Когда я снова вошел в «Девственницу», Паук, с разбитым в кровь носом и кинжалом в руке, уже стремительно спускался по лестнице. Он огрызнулся и отчаянно накинулся на меня – явная глупость с его стороны, но Паук относился к числу людей, которых приводит в ярость малейшая боль. Я ринулся вперед и бросился ему под ноги, ударив его плечом по коленям, и Паук покатился вниз по ступеням. Обернувшись назад с намерением довершить дело, я увидел белый осколок кости, торчащий из руки Паука у запястья, и понял, что дальнейшее применение силы бессмысленно. Паук поддерживал поврежденную руку и визжал, точно новорожденный младенец.
Наверху большинство посетителей заведения жались к стенам в ожидании исхода драки. Пока я был занят внизу, Танкред обзавелся тяжелой деревянной дубинкой и теперь воинственно постукивал ею по растопыренной пятерне. Его увечное лицо скривилось в злобную маску смерти, по рукояти дубинки бежала длинная полоса углублений под пальцы, но в глазах был заметен испуг, и я знал, что легко совладаю с ним.
Я нырнул вниз, и деревянная палица просвистела над моей головой, затем я ударил его кулаком в брюхо. Танкред зашатался и попятился назад, тяжело дыша и беспомощно размахивая дубинкой. Со второго броска я схватил его за запястье и яростно скрутил руку, подтягивая его к себе. Танкред взвыл от боли и выронил оружие. Я поймал его взгляд. Рваные губы Танкреда дрожали от злобы, и я сокрушил его мощным ударом, от которого у Танкреда подогнулись колени.
Он лежал у моих ног и жалобно скулил. Небольшая толпа зевак сверлила меня застывшими взглядами: раздутые от пьянки носы и тупые миндалевидные глаза, зверинец рожденных в близкородственном браке уродцев, дышащих через рот пропойц и прочей швали. Меня так и подмывало схватить дубину Танкреда и обрушиться на них, поколотить эти бестолковые головы –