Священник достиг кульминационной части, или, во всяком случае, мне так показалось. Я по-прежнему ничего не слышал, однако его торжественные жесты и благоговейное бормотание толпы вроде бы указывали на приближение финала. Я попробовал прикурить сигарету, но ветер задувал огонь, и, уничтожив полдюжины спичек, я отказался от своего намерения. Такой вот выдался день.
Вскоре все кончилось: речь произнесена, молитвы исполнены. Первосвященник поднял над собой золоченый образ Прачеты и сошел с помоста, процессия с гробом двинулась следом за ним. Часть толпы присоединилась к процессии. Но большинство разошлись по домам. Все-таки на улице было холодно, а до кладбища путь неблизкий.
Подождав, пока толпа на площади поредеет, я поднялся с места. Во время речи священника, из которой не слышал ни слова, я решил нарушить свое добровольное отлучение и вернуться в Гнездо. Я хотел поговорить с Синим Журавлем.
Чертовы похороны. Чертова мать. Чертов ребенок.
Гнездо царит над Низким городом, как Шакра Перворожденный царит над Чинватом. Изумительно стройный столп, темно-голубой на фоне серых доходных домов и складов, устремленный в бесконечность. Не считая королевского дворца, с его хрустальными бастионами и широкими воротами, это самое необычайное строение в городе. Вот уже тридцать лет башня штурмует небосклон, являя разительный контраст окружающим ее трущобам. Казалось таким утешением иметь наглядное свидетельство того, что видишь еще не все, что можно увидеть, и где-то существует иная жизнь, не изгаженная зловонием и испражнениями. Так думал я в юности.
Надежда, разумеется, оказалась ложной, но в этом не виноват никто, кроме меня самого. Много воды утекло с тех пор, и башня давно перестала служить мне напоминанием о расточительных обещаниях. То были лишь глупые надежды несмышленого юноши.
Чтобы освободить место для площади Торжества, как теперь называлось пространство вокруг Гнезда, целый квартал сровняли с землей, но никто не возражал. Это случилось в мрачные годы после великого поветрия, когда население Низкого города сократилось до жалкой доли того, что было в прежние времена. На месте снесенных домов построили белокаменный лабиринт. Башню со всех сторон окружили причудливо-замысловатой паутиной стен, высота которых едва доходила до пояса, и любой, кто пожелал бы выставить себя идиотом, мог перебраться через них вскачь. В детстве я часами развлекался здесь игрой в кошки-мышки, прячась за рядами гранита или носясь на цыпочках вдоль стен.