Лари Ираидала была единственной во всем гареме, кроме своих
детей, чьи волосы напоминали снег на недоступных вершинах Пика
мира. Но самым удивительным были её глаза. Когда она злилась,
боялась или плакала, они были зелёными. А когда радовалась и была
счастлива, они становились удивительного цвета. Как волны
единственного в мире холодного моря, про которое многие жители
только слышали. Иногда в столицу совсем отчаянные торговцы
привозили товары с далёких островов. Зеленые глаза были и у дочери
лари. А вот сын унаследовал от матери только цвет волос.
Слуги мялись у дверей и в коридорах, боясь, что именно их
отправят сообщать новость господину. Одна из преданных служанок
лари попыталась позвать господина, но он перед очередным походом
вызвал к себе одну из фавориток, недавно попавшую в гарем
наложницу, и был разгневан тем, что его отвлекают. Бедную девушку
он вышвырнул из своих покоев, даже не выслушав. Его фаворитка, лёжа
среди подушек рассмеялась.
- Что, опять наша особенная лари чем-то недовольна, мой
господин? - промурлыкала она, выгибаясь словно кошка.
- Очередной каприз или жалоба на то, как все её не любят. -
Отмахнулся высокий черноволосый мужчина.
- Может она просто ревнует? - лукаво улыбнулась наложница,
довольно осматривая сильные руки и широкие плечи.
- Ооо! Не начинай! От бесконечного нытья: " Я люблю вас,
повелитель моей жизни, как вы можете так ранить мое сердце, что
бьётся только для вас", у меня уже зубы ноют и рога скручиваются! -
скривился оман. - Женщина должна быть украшением жизни мужчины и
знать своё место! А не зудеть над ухом с вечно плаксивой
физиономией и упреками. Но ты здесь не для того, чтобы напоминать
мне о лари. Достаточно её самой.
Сжавшаяся за порогом служанка, глотала слезы от боли и страха.
Ведь она не смогла сообщить господину, что так надоевшая ему лари
потеряла ребёнка и вот-вот погибнет сама. Беспокоить господина во
второй раз никто не осмелился.
Майриме, простоволосая и в халате, выслушала рыдающую служанку.
Столпившиеся вокруг слуги зашептались. Всё-таки лари отравили и
потеря ребенка, а господин Берс, вторым именем его могли называть
только самые-самые приближённые, которым была дарована такая
привилегия, заперся с наложницей и ничего не предпринимает.
Господином он был суровым и никогда не забывавшим, кто он по
рождению. Тех, кому он доверял, были единицы, и любой мог
отправиться на плаху.