Мы спустились в узкий коридор с ведущей на улицу дверью. Сбоку
притаилась стеклянная будка с какой-то старухой, одарившей нас
двоих мрачным взглядом. Заметив неестественно вывернутую руку
бандита и измазанное кровью лицо, она равнодушно отвернулась и
уставилась в мерцающий экран.
Когда мы вышли на улицу, меня оглушило. Столько огней!
Ошарашенный мозг выдавал определения со скоростью пулемета: неон,
реклама, спам, пропитанный смогом воздух. В мозг словно вонзилась
раскаленная игла.
— Ты идешь? — настороженно поинтересовался у меня Павел.
Пожалуй, если бы не спрятанный под одеждой пистолет, он бы
попробовал сбежать. — Здесь далеко топать, поспеши!
Знаком приказал ему продолжать путь, сам вовсю вертя головой.
Несмотря на вступающую в свои права ночь, на улице было светло, как
днем. Столько разноцветных огней! Прямо над головой появилась
призрачная красно-зеленая полосатая акула, на моих глазах
проглотившая яхту с группой людей. Следом вспыхнула надпись:
«Кровавая ярость семнадцать, спешите видеть!».
В небо уходили каменные столбы многоэтажных домов, между
которыми постоянно проносились какие-то металлические коробки.
Глядя на бесконечные окна на фоне серых стен, я внезапно ощутил
собственную ничтожность. Сколько людей живет в одном таком?
Несколько тысяч? В худших домах для простолюдинов моей империи
ютилось не больше сотни бедняков, таков был закон, а то любили они
забиваться по пятнадцать человек в одну комнатушку, лишь бы в
столице, словно у нас по улицам пиво текло…
Чтобы не поддаваться мрачным мыслям, опустил голову и
переключился на прохожих. Несмотря на поздний час, улицы были
забиты разным людом, и если бы одетый подобным образом человек
появился в моей столице, его бы сразу упекли в дом для скорбных
разумом или на костер потащили, в зависимости кого раньше встретит
— стражника или инквизитора.
Людям будто не хватало ярких красок в жизни, и они стремились их
перенести на окружение и в первую очередь на себя. Странная одежда
всех цветов радуги, типа кожаных курток, заканчивающихся чуть ниже
груди, но с длинными рукавами. Не спорю, снаружи достаточно тепло,
но зачем демонстрировать всем оголенный живот?
Больше, чем одежде, доставалось волосам — их собирали в
убийственные прически, выглядевшие так, словно в центре их что-то
взорвалось и разметало остатки во все стороны. Попросту говоря,
хватало людей, волосы которых напоминали дикобразов. У некоторых
волосы меняли цвет прямо на глазах, другие красили каждый локон
отдельно. Лысый Павел теперь казался не сыном раба, а вполне
нормальным человеком.