Песня кукушки - страница 5

Шрифт
Интервал


«Что с моими руками? Что с моей головой? – хотелось ей крикнуть. – Мамочка, помоги мне, пожалуйста, помоги мне, все такое странное, и все не так, и мне кажется, что мой мозг состоит из кусочков и части не хватает…»

Но, попытавшись сформулировать, в чем заключается странность, она вся сжалась. «Если я расскажу родителям, – вдруг подумала она, – они встревожатся, а если они встревожатся, значит, дело серьезное. Но если я промолчу, они будут и дальше твердить мне, что все в порядке, и, может быть, все и правда наладится».

– Мама… – Голос Трисс звучал едва слышно. Она уставилась на кучку тканей, лежавших на кровати. Они казались ранеными, искалеченными и беспомощными. – Я… я в порядке, правда? Это не очень… плохо… что я не все помню из наших каникул?

Мать внимательно изучила ее лицо, и Трисс поразилась, до чего же голубые у нее глаза – как стеклянное ожерелье на шее. Ясные и хрупкие, точно как бусины. Добрый чистый взгляд, который из-за любой мелочи может превратиться в испуганный.

– О, милая, я уверена, что память к тебе вернется. Доктор ведь обещал, не так ли? – Мать закончила шов, улыбнулась и встала. – Послушай, у меня идея. Почему бы тебе не пролистать свой дневник? Может, так ты вспомнишь.

Она достала из-под кровати выцветший красный кожаный чемоданчик с инициалами ТК в углу и положила его Трисс на колени.

«Подарок на день рождения. Я знаю, что мне очень нравится этот чемоданчик и я повсюду беру его с собой. Но я не помню, как он открывается». Однако немного возни с застежкой – и готово.

Внутри лежали вещи, взволновавшие ее, частицы ее жизни. Одежда. Перчатки. Еще одна пара перчаток на более холодные дни. Сборник стихов «Павлиний пирог»[1]. Пудреница, похожая на мамину, но меньше, с зеркальцем, но без пудры. А в самом низу – тетрадь в синем кожаном переплете.

Трисс достала свой дневник, открыла и хрипло вскрикнула. Половина тетради была исписана ее мелким аккуратным почерком, она это знала. Но эти страницы были вырваны, остались лишь неровные обрывки бумаги, на которых там и сям сохранились завитушки и петли букв. Ее взору открылись пустые страницы. Взволнованная криком Трисс, мать подошла к ней и несколько секунд просто смотрела.

– Не верю… – наконец прошептала она. – Из всех дурацких злых проделок… О, это просто предел всему! – Она вышла из комнаты. – Пен! ПЕН!