Часть ящичков были экранированы танталовыми чехлами, защищающими внутреннюю начинку не столько от космических лучей, сколько от систем противоракетной техники – тантал непроницаем для электромагнитного излучения.
Основное оборудование – универсальный широкополосный лазерный генератор разместили в стоящей на опушке леса пустующей коробке «сотки» – так с легкой руки Лены Карцевой называли все корпуса опытных установок, размещенных автономно вдали от жилья.
Для размещения экспериментального образца соорудили небольшой помост, который был виден от лазерной установки, хотя и находился более чем в километре от нее.
В эксперименте принимали участие очень ограниченный круг лиц, что определялось особой секретностью работы.
Журнал заполняла Галина Суковицина, лазерную установку настраивал Потап, а результаты основных экспериментов фиксировал Виктор Скворцов.
Образец, помещенный на помосте, был связан толстым кабелем с контрольным пультом, размещенным в соседнем с лазером помещении. Там за состоянием образца наблюдали Баранов и Карцева.
После включения лазера Свиридов садился рядом с этой избушкой на улице, немного в стороне, и Потап командовал:
– Первый образец пошел!
Луч лазера упирался в корпус, Свиридов закрывал глаза и через минуту раздавался голос Баранова:
– Бобик сдох, конец режима!
После отключения лазера образец снимали с помоста и передавали в отдел Потаповича – бывший отдел Потаповича, которым теперь руководил один из его учеников. Там образец вскрывали, препарировали, устанавливали причину потери им работоспособности и марки электронных компонентов, вышедших из строя. По возможности определяли и структуру повреждения внутренних частей транзисторных узлов и больших интегральных схем – а это было далеко не просто.
Как шутил Свиридов – мне легче сжечь микросхему, чем вам найти место повреждения. Правда, он почти всегда точно указывал место повреждения, чем вызывал суеверный трепет и даже ужас у м.н.с.-ов и более старших сотрудников.
Трудности возникли именно там, где их ожидали.
С образцами, защищенными танталовыми экранами, Свиридову сходу разделаться не удавалось. Но после «консилиума» стали пробовать сложные варианты воздействия – сложными их называл Свиридов, тем более, что никто из присутствующих все равно не понимал, каким образом Свиридов разрушал электронные блоки.