На третий день в Ордатове он решил окончательно: сегодня или некогда! Уже с утра он чувствовал сосущую пустоту в желудке и накатывающие время от времени приступы слабости и головокружения. Завтра у него уже ни на что не будет сил. Накануне он ел только раз: дожевал надкусанный батон, украдкой подобранный со стола в вокзальном буфете. К полудню его стало поташнивать, а ближе к вечеру начал бить озноб. Теперь на самом деле деваться было некуда, кроме как решиться на что-то отчаянное. Не становиться же возле магазина с протянутой рукой! Ха-ха… Кто же подаст ему, высоченному парню?.. Нет, остаётся одно…
Ноги как бы сами собой понесли его к «Надежде». Ещё вчера он выведал, что работает ателье не до семи вечера, как написано на табличке у входа, а до половины седьмого: к этому времени в вестибюле появляется сутулый, жилистый старик-вахтер, который уже не пускает посетителей, а женщины-сотрудницы быстро расходятся одна за другой. Значит, надо заявиться в шесть.
Котарь подошел к подёрнутому изморозью стеклу витрины, всмотрелся сквозь него. Все та же тёмноволосая женщина кавказского вида одиноко сидела за прилавком. Он догадался, кто она: приемщица заказов (однажды, еще в Ртищево, он заказывал себе в ателье брюки, и оформила его заказ женщина, чья должность была названа в выданной ему квитанции именно так). Он помедлил, пытаясь разглядеть ещё что-то важное, нужное, хотя понимал, что задерживаться слишком нельзя: на него могут обратить внимание прохожие или работницы ателье, прежде всего эта женщина-приемщица. Что он будет делать, если она, почувствовав его взгляд, поднимет на него глаза? Почему-то именно это казалось самым опасным. Тем, чего надо избежать непременно. Не потому ли, что он просто сожмется под её пристальным взглядом, отпрянет прочь, как побитая собака? И останется тогда один на пустых, холодных улицах ночного города без планов, без сил, без надежд… С трудной решимостью пловца, входящего в холодную воду, он двинулся к двери ателье.
Тяжелая, на тугой пружине дверь подалась с трудом. За ней оказался стеклянный тамбур с еще одной дверью. Он старался шуметь как можно меньше, но с отчаянием чувствовал, что это не очень-то удается, что ослабевшее тело плохо слушается его. Уже с порога он разглядел металлический шкаф за спиной темноволосой приемщицы. Деньги – там! Женщина, конечно, услышала его ещё в дверях, но почему-то подняла на него взгляд не сразу. А когда это произошло, он внутренне вздрогнул. Взор её темных глаз, затененных густыми ресницами, показался необыкновенным – бархатным и проницательным. Ему почудилось, что она мгновенно постигла его сущность, проникла в самую глубину его души. Он разоблачен, его намерения раскрыты! И сама она, грузная, рослая, явно немолодая, с большой грудью, выглядела значительной, солидной, чем-то похожей на его мать. Он сообразил, кто перед ним: да это же настоящая бой-баба, заматеревшая в жизненных бурях! Такую криком и простой угрозой не проймешь! Чего доброго, еще и огреет его по голове своей крупной, тяжелой рукой! Что ему делать? Не убивать же её! Изначально было решено, что нож нужен только для внешнего эффекта, для понта, да и то на крайний случай…